Актеры Милла Йовович и Антон Ельчин — о новой экранизации «Цимбелина» Шекспира, советской школе драмы и о том, как играть мерзавцев. Интервью Антона Долина.
– Милла, вам досталась роль коварной королевы в пьесе Шекспира. Наверное, о лучшем и мечтать невозможно?
Милла Йовович: Да уж! Я Шекспира, конечно, очень люблю, вообще всегда читала много… Так что о таком действительно только мечтать. А подготовка к любой шекспировской роли — особенная история; что-то вроде нового языка, который тебе предстоит выучить за ограниченное время. Языка какой-то сильной эмоции, с которой так или иначе связан каждый его персонаж. Причем если ты работаешь в театре, у тебя есть на это время — репетиции, присутствие на сцене. А в кино надо подавать это в конденсированной форме: буквально за несколько сцен донести до аудитории самое важное. Наверное, именно поэтому режиссер Майкл Алмерейда решил перенести действие «Цимбелина» в наши дни: пьеса достаточно редкая, многие ее не читали, и надо было построить в рекордные сроки мост между публикой и материалом. Ну а мы, актеры, работали переводчиками.
Антон Ельчин: Например, у моего героя, порочного принца, есть много красивых реплик, но мне необходимо было перевести их хотя бы для себя, чтобы понять, что играть. И я очень быстро нашел искомое, простую формулу: «Я — лузер». В конечном счете все об этом. Я это осознал — и сыграл. Надеюсь, и публике это помогло.
Йовович: А я играла воплощение материнства. Моя королева прежде всего мать. Она использует худшие из возможных средств, но цели ее благие, ею движет любовь к сыну.
Ельчин: Отношения сына и матери в нашем фильме очень трогательные, по-своему нежные. Но они оба дают себе волю, позволяя выполнять худшие желания друг друга, и в итоге… ну вы знаете, моему герою отрубили голову. Грустно.
– Вы оба — дети эмигрантов из СССР. О русской традиции шекспировских экранизаций вы слышали?
Йовович: А как же! Моя мать, актриса Галина Логинова, играла, между прочим, в советской экранизации «Много шума из ничего» еще в 1970-х. Я дочь актрисы, и мама учила меня Шекспиру с детства, давала его читать. Я всегда знала, что существует «старая школа» актерской игры и мне до нее не дотянуться; с другой стороны, не уверена, что сегодняшний зритель понял бы такого Шекспира. Я, как уже сказала, будто пересказываю классические пьесы своим языком.
Ельчин: А я зато видел Смоктуновского в роли Гамлета! Не уверен, что этого достаточно, но впечатление было сильное. Теперь я даже не уверен, что смотрел версию с Лоренсом Оливье. Но куда ему до Смоктуновского! Как он произносит (по-русски, с сильным акцентом): «На мне играть нельзя…» Родители много рассказывали о том, какие шекспировские спектакли видели в Ленинграде в 1960–1970-х. Но об этом всем я знаю исключительно по их рассказам. Сколько же я всего себе воображал, слушая их…
– Но достался-то вам, видите, не Гамлет, а мерзавец Клотен.
Ельчин: Секундочку — и что? Я в любом случае предпочел бы роль насильника, который хочет овладеть невинной девой, а потом ему за это отрубают голову, чем изображать прекрасного принца, которому в конечном счете достанется героиня. Может, над этим стоило бы задуматься, помедитировать… Или не стоило бы? Нет, я горжусь ролью, которую получил, ни на что бы ее не променял. Это сложная работа, хотя может такой и не казаться. Мы так много говорили с режиссером, примеряли разные маски, говорили об актерах экспрессионистского кино и их методе…
Йовович: Это может показаться линейным или даже плоским в пересказе, но у Шекспира таких персонажей попросту не бывает, они все — многоплановые и сложные. Правда, злодеи всегда интереснее, это правило незыблемо. Да и вообще люди интересны тем, что из лучших побуждений довольно часто совершают плохие поступки. Я наслаждалась, играя неврастеническую королеву-злодейку, отравительницу, которая убеждена в своей правоте. Вот эту правоту как раз сыграть нелегко.
– То есть отыскать в персонажах свое «я» вам все-таки не удалось?
Ельчин: У меня, верите или нет, никогда не было искушения кого-то изнасиловать. Клянусь.
Йовович: А у меня — отравить. Хотя я с детства зависала с плохими мальчишками, всегда тусовалась с хулиганами… Но знаете что? Судить я королеву тоже не желаю. Она не видит ничего, кроме своих интересов, она по-своему слепа. Ну да, она не замечает, что ее муж торгует наркотиками, и просто наслаждается тем, что она королева. Поэтому мне ее и жалко! Вообще, если не испытывать симпатии к тому, чью роль играешь, у тебя ничего не получится. Я постаралась ее понять и даже простить. Я так всегда поступаю. Если я не пойму мою героиню, между нами вырастет стена. Поэтому я чувствую, что после каждого фильма становлюсь немного другим человеком. Серьезно.
– Нет в связи с этим ощущения какой-то легкой шизофрении?
Йовович: С какой стати? Речь о моей профессии. Но и вне актерства, посудите сами: когда мы читаем по-настоящему хорошие книги, то вдруг обнаруживаем, что у нас в голове начинают звучать чужие голоса, принадлежащие не нам. Мы же просто переводим этот процесс на следующий уровень, делая эти голоса слышными всем.
– Вы всегда так смотрели на свою работу?
Йовович: Да, потому что я росла с ней. С первых лет эмиграции, когда нам приходилось в Америке очень туго, мать учила меня лучшему, что знала и умела сама, и я никогда не могла помыслить о другой профессии. Она научила меня этой философии.
– Чувствуете ли вы особую ответственность, играя не просто кем-то написанный сценарий, а Шекспира? Еще и малоизвестную пьесу?
Ельчин: Мы же не пытаемся соблюсти историческую точность, боже упаси! Я всегда считал, что если сдувать пылинки с классики и пытаться донести ее до публики в незыблемом виде, материал умрет. Шекспир неприкасаем? Да с какой стати? Он — один из основателей современного языка западной цивилизации, именно поэтому не нужно бояться экспериментов: ему-то они точно не повредят. Плевать на пьедесталы. Они убивают литературу.
Йовович: К тому же Шекспир для своего времени был настоящим модернистом и экспериментатором, он нарушал все нормы и ничего не боялся.
Ельчин: И это если допустить, что он жил на самом деле. Я в этом с каждым годом все больше сомневаюсь.
Йовович: Подожди, но кто-то же точно жил на самом деле и все это написал? Шекспир, не Шекспир…
– То есть «Цимбелин» не займет в вашей фильмографии какое-то особенное место?
Йовович: Обязательно займет. Где-то между «Обителью зла-3» и «Обителью зла-4». Если без шуток, то я не знаю, как ответить. Я ужасно стеснительная и не в состоянии смотреть на себя на экране. И этот пересматривать не буду. Единственное, что я в состоянии смотреть, — это «Пятый элемент».
– Почему?
Йовович: Там на экране не я, а что-то невероятное, космическое, инопланетное. Я не такая. Ничего общего.
