В номинации “Лучший фильм на иностранном языке” сошлись не только очень разные фильмы, но разные культурные коды и традиции. Скорее всего, оскаровский сюжет сведется к противостоянию “Иды” и “Левиафана”.
Перед нами не тот случай, когда на безрыбье и кит рыба. В пятерке номинантов все фильмы достойны внимания. Аргентинские “Дикие истории” Дамиана Сифрона продюсированы Педро Альмодоваром с его братом Агустином Альмодоваром, профессионально раскручены в американском и мировом прокате. Эта анархистская трагикомедия с элементами триллера может найти немало поклонников, особенно если учесть, что Альмодовара дважды награждали “Оскаром” и его имя для академиков кое-что значит.
Другой серьезный претендент на награду — “Тимбукту” Абдеррахмана Сиссако, родившегося в Мавритании, и выучившегося на режиссера в Москве во ВГИКе. Это страстное поэтическое воззвание к разуму и толерантности. В центре фильма — африканский город Тимбукту, захваченный исламскими радикалами и подвергнутый фундаменталистскому террору. Актуальность фильма возрастает с каждым днем.
На этом список оскаровских “важных тем” не кончается. Характерно при этом, что действие трех из пяти номинированных фильмов разыгрывается на территории Восточной Европы, которая еще недавно располагалась в тени предпочтений “Оскара”, а ныне стала горячей в прямом и переносном смысле. Фильм “Мандарины” Зазы Урушадзе с неожиданной стороны показывает одну из войн, разразившихся в этом регионе после распада СССР. Грузино-абхазский конфликт увиден с точки зрения эстонца, и это придает драматической ситуации какой-то новый объем.
И все же главными соперниками, судя по всему, станут польская “Ида” и русский “Левиафан”. Победа первой отвечала бы стремлению отметить годовщину холокоста и поддержать европейское артхаусное кино. Если академики предпочтут “Левиафан”, они, скорее всего, выразят солидарность с содержащейся в картине критикой российской власти.
Между тем с точки зрения искусства кино сопоставление этих фильмов приводит к выводу о явном преимуществе “Левиафана”, и оно лежит совсем не в плоскости политических интерпретаций. “Ида” Павла Павликовского — история юной католической монашки-сироты, которая открывает свое еврейское происхождение и страшную правду о судьбе родителей, в шоке от этих открытий окунается в мирские соблазны и вновь, уже сознательно, возвращается в монастырь. Павликовский, живущий и работающий в Англии, вернулся в Польшу, чтобы снять этот черно-белый ретрофильм в лучших традициях польской кинематографической школы 1950-1960-х годов: в это время и происходит действие картины. Однако тема уничтожения евреев соседями-поляками не только болезненна для национальной совести, но и становится суровым испытанием на масштаб высказывания. Фильм же не поднимается до трагедии, оставаясь качественным продуктом постмодернизма, привлекая тонкостью стилизации, остроумием сценарной конструкции, изяществом и холодноватой элегантностью.
“Левиафан” выглядит в этом сравнении неуклюжим чудовищем, в нем много диспропорций и загадок, особенно для тех, кто судит о кино с позиции бабки на завалинке. Эта глыба и подавляет, и восхищает своим величием, виртуозным сочетанием высокой и низкой образности, трагических и сатирических красок. Фильм представляет собой историю борьбы героя с несчастьями, которые обрушиваются на него, как на библейского Иова, словно снег на голову. Звягинцев, делая широкий шаг в сторону социального кино, остается тем не менее на освоенной им территории мифа. Этому отвечает религиозное восприятие природы — поразительные северные пейзажи, кадры сурового Баренцева моря, из недр которого в самый драматический момент совершенно естественно является кит — библейский Левиафан.
В многозначности (не путать с многозначительностью) “Левиафана” — глубина этого фильма, вышедшего из пучины российской жизни. Но будет ли это качество считано и воспринято — вопрос. Или все сведется к поверхностному сюжетному слою? “Ида”, в отличие от “Левиафана”, сделана аккуратно и осторожно, взвешенно и политкорректно — что для “Оскара” большой плюс. Впрочем, история этой премии содержит немало примеров, когда плюсы оборачивались минусами. И наоборот.
