На экранах “Находка” – наше кино “морального беспокойства”
Взяв за основу своего дебютного фильма повесть Владимира Тендрякова “Находка”, режиссер Виктор Демент сильно рисковал. Зритель слишком привык к “фильмам действия” и слишком отвык от “фильмов состояний”. Повесть о суровом инспекторе рыбнадзора Трофиме Русанове небогата событиями, но сюжет ее связан с пересмотром всех жизненных установок героя – словно из окаменевшей скорлупы вылупился новый человек. Дитя системы, Трофим принимал ее правила буквально и на их страже стоял честно. В нем жила классовая ненависть к тем, кто и в этот скудный быт пытался внести что-то живое, не предусмотренное регламентом.
Обжить его. Ушицу сварить. Поросяток завести. Он это бдительно отслеживал – во всем искал непорядок. Он этим жил – словно из всех органов чувств остался только нюх. Пока не открылось ему вдруг, что из этих правил выскоблено все человеческое. Что, живя по закону, выжить невозможно – вот и живут “по понятиям”. Люди, конечно, всегда на крючке, бери любого голеньким – но до поры все молчат. Сугубо российская наука, чужим не понять. Но она так въелась в жизнь, что беззаконие стало законом. И этого Трофим, законник-начетник, не понимал. И вот истина ему открылась. А толчком для душевного переворота стала, по Достоевскому, слеза ребенка. Человеческая трагедия, с которой он, всеми ненавидимый волк-одиночка, столкнется лицом к лицу.
Что тут за жанр? Если считать сюжетом долгий путь героя через промерзшую тайгу с живым комочком на руках к жилью – это “фильм выживания”. Выдающаяся работа оператора Андрея Найденова погружает нас в марсианский, “обморочно неподвижный” пейзаж. Природный космос равнодушен к нашим драмам, в нем человек одинок. Да и людской мир здесь являет изначальную жестокость, свой космический холод.
Но все же главный сюжет – путь человека к человечности. И главное одиночество героя в другом: он истребил в себе способность сочувствовать, в каждом видит вора, нарушителя. браконьера – отребье. А жизнь подбрасывает все новые резоны, и крепнет отвращение к человечеству, и растет ответная к нему ненависть. Синдром охотника: кругом дичь. Уже устал отстреливать – но другого дела он не знает, не замечает даже обреченного молчания уставшей от вечной отчужденности жены (выразительная работа Надежды Маркиной). У Тендрякова образ можно прочитать и шире: это фактически тип вертухая, верного пса режима. От такого Трофима тянутся нити к бесчисленным охранителям режима с пустыми глазами и обостренным, как у овчарки, нюхом.
Итак, перед режиссером чистейшая литература. Она работает словом, говорящим пейзажем, ритмом текста, точными эпитетами. Кино же конкретно, и если в нем пейзаж заговорил – редкая удача, пой осанну оператору. А зритель ждет действия. Но в этом сюжете, как сказано, не дождется. Поэтому, повторяю, дебютант Виктор Демент – рисковый человек.
Он делает ставку на актера, который будет Трофимом. И снайперски точно выбирает Алексея Гуськова. Гуськов равно убедителен и Папой Римским, и дирижером симфонического оркестра, и вот таким высеченным из камня Трофимом, человеком без души и сердца. У него такая фактура – универсальная, глубокая, чуткая. Только он сумел бы органично перейти от образа слепоглухонемого стража с замороженным сердцем к почти не слышным шевелениям души, которые станут предвестием излечения. И он сумел. Сыграл одну из лучших своих ролей, за которую удостоен наград многих фестивалей, включая призы в Благовещенске и Онфлере. На его лице читаем весь сюжет фильма. И все его раздумья о природе закона, который должен служить людям, но работает против них.
Мы беседуем с Алексеем Гуськовым о фильме и его роли.
“РГ”: В чем смысл обращения к повести полувековой давности?
Алексей Гуськов: Это литература, отобранная временем, она не о быте, а о бытии. С незамысловатым сюжетом, но с очень большими смыслами. Сам способ рассказа очень кинематографичен – не случайно оператор Андрей Найденов получил на “Кинотавре” приз за изобразительное решение. Мое знакомство с Тендряковым было поверхностным – в критике, я знал, его определили в “деревенщики”. Решил узнать его поглубже и обнаружил, что во многих его историях – притчевая основа, они понятны не только в России: Тендрякова перевели на многие языки. “Находка” – история вневременная, путешествие души, путь человека к самому себе.
“РГ”: Сначала ваш герой предстает человеком-кремнем, уставшим и от людей и от жизни…
Алексей Гуськов: Я бы его назвал соляным столбом. Он уже ничего не ждет ни от окружения, ни от себя. Человек в футляре правил. И должно произойти что-то экстраординарное, чтобы он начал видеть хотя бы человека, который всегда рядом, – свою молчаливую жену. Хотя бы слышать ее. Это ведь проблема не только нашего общества. И она современна: все погружены в дивайсы, естественное общение почти ушло. На нас вываливается ворох информации о катастрофах, смертях, бедах – и возникла эмоциональная тупость. Все это – предмет фильма.
“РГ”: Как я понимаю, съемки проходили в экстремальных условиях.
Алексей Гуськов: Мы снимали в Медвежьегорске, куда только поездом. Природа совершенно невероятная, но не скажу, что этот край благоприятен для кинематографистов. Администратор вставал в пять утра, чтобы грейдером проложить дорогу до места съемок. И было минус 35, и замерзал визир у камеры, и оператор снимал почти вслепую – это очень жесткий спорт. Такие картины всегда невероятно красивы и невероятно трудны в производстве.
“РГ”: Вам пришлось лезть в ледяную воду.
Алексей Гуськов: Мне повезло: туда можно было подвезти передвижные баньки, и после того, как я бухнулся в нулевую воду, можно было отогреться.
“РГ”: Виктор Демент впервые снимает игровой фильм – как с ним работалось?
Алексей Гуськов: Прежде всего, хочу его поздравить: он только что получил приз за лучший дебют в Онфлере. Он хорошо образован и много насмотрен, у него большой опыт в сценарном и редакторском деле. Работа шла системно, от заявки до сценария, который на питчинге в Берлине получил приз. На съемках был чуток к актерам, охотно принимал наши предложения, но чаще всего мягко и неназойливо добивался своего. У актеров часто возникает соблазн подмять текст под себя, а здесь я понял, что если не буду точно следовать построению фразы Тендрякова – все рассыплется. Нельзя пропустить ни запятой, ни восклицательного знака.
“РГ: Вы имеете в виду не только диалог, но и структуру этой прозы?
Алексей Гуськов: Абсолютно. Посмотрите, как разработана сцена с похоронами погибшего ребенка. Какие там тончайшие нюансы человеческого отношения к событию. Именно здесь в герое происходит слом – он вдруг осознает свою ответственность за других. Да, это высокая литература, такая очень редко достается актерам.
