Из цикла
“10 ключевых фильмов в истории израильского кинематографа”

 1948 год  самый важный в истории еврейского народа, поскольку была провозглашена государственность  страны. В 1955 году появился фильм “Высота 24 не отвечает”. Именно он начинает отсчет времени для израильского кино. Режиссер этого фильма Торолд Дикинсон – английский еврей, который уже поставил 12 фильмов.

Примечательно, что этот режиссер был автором первой экранизации пьесы Пэтрика Хэмилтона «Газовый свет» (чуть позже ее же перенесет на экран Джордж Кьюкор, и его фильм станет одним из знаковых нуаров в истории кино). Возвращаясь к Дикинсону, именно этот первый израильский фильм окажется последним в его карьере режиссера. Потом еще до конца 50-х будет пробовать себя как сценарист и продюсер, затем и вовсе уйдет из кино, хотя проживет еще долго. К сожалению, даже о судьбах современных израильских режиссеров известно немного, а потому можно только предполагать, что заставило Дикинсона уйти из кино. Недооцененным фильм назвать невозможно, хотя и достойной оценки он не получил в свое время. «Высота 24 не отвечает» был номинирован в 1955 году на Золотую пальмовую ветвь в Каннах, но сей факт скорее носит формально политический характер, чем реально оценивает значение фильма, а он стоит того, чтоб его оценили.

Фильм построен на приеме ретроспекции. С первых кадров становится понятно, что все главные действующие лица мертвы, но задание выполнено, и маленький клочок земли взят, и теперь он ценой их непрожитых жизней принадлежит Израилю. Само композиционное обрамление по стилю и пафосу выдержано в контексте советского кинематографа – молодые люди, идущие на смерть, в подобных примерах можно погрязнуть, а потому достаточно вспомнить «Молодую гвардию». Прием параллельного монтажа использован при первом знакомстве с персонажами – крупным планом мертвое лицо, вдруг резкий переход и выкрик имени, и зритель видит их живыми и счастливыми, идущими на задания с верой, что все будет хорошо. Интересно, что каждый из них отвечает «Да» на разных языках – польском, иврите, английском, что лишний раз должно подчеркнуть тот факт, что за независимость Израиля боролись евреи с разных уголков земли.

Режиссер использует для создания атмосферы и выстраивания сюжета ряд устоявшихся киноприемов, но подходит к ним с филигранной точностью и даже изяществом.  Чтобы рассказать историю своих героев до задания, а по сути до смерти, он обращается к форме новеллы, где показывает отдельно взятую ситуацию, которая коренным образом изменила отношение его персонажей к жизни.

Первая новелла построена по принципу и законам фильма-нуара, в котором режиссер себя успел попробовать. Есть история случайно вспыхнувшей страсти между еврейской девушкой и английским полицейским, есть неожиданная деталь, которая вновь помогла героям встретиться, есть таинственный персонаж, за которым ведется слежка, и даже есть шикарные галстуки и шляпы, в которых передвигаются по кадру рафинированные англичане, обеспечивающие порядок в новом государстве. При  достаточно строгом соблюдении «нуаровской» логики здесь использован прием, который станет отличительной чертой израильского кинематографа – нерассказанные истории, за которыми кроется судьба, человек, характер. Случайно выхваченные камерой обстоятельства становятся либо трогательными, либо смешными, и никак иначе.  На границе проверяют документы. Идет дама, расталкивая локтями подуставших и запыленных законом мужчин. Подходя к посту, она через плечо бросает, что документов у нее нет, а ее беспрекословно пускают, и не потому, что она женщина, как объясняет проверяющий документы, а потому что за этим лихим движением прямо на крупный план кроется характер. Этакая бабенка с Привоза, которую если не пустить, то поднимет скандал на весь еще не окончательно окрепший Израиль. Или мальчишка, сидящий на обочине дороги. Он потерялся и хочет домой, и постоянно на иврите твердит о доме. Мимо проезжающий патруль останавливается, а один из солдат спрашивает малыша, что случилось. Услышав о доме, он тяжко вздыхает, почти шепотом подтверждая, что он тоже хочет. Никто не знает, кто этот мальчишка, и где его дом, но воображение уже дорисовывает возможные варианты, и каждый из них может иметь место быть, потому что истории нет, но у этой истории есть герои – мальчик и солдат. Образы с невероятной силой и за очень короткий промежуток экранного времени начинают зеркалить. Историю солдата тоже нужно придумать, самой ее нет, но причин для ее возникновения много.

Во второй новелле главный герой путешественник из Америки, который ткнул иголкой в карту и попал в Иерусалим, чему очень обрадовался, так как давно хотел в нем побывать будучи этническим евреем. Это новелла во многом построена по принципу французских фильмов, когда герой бредет по миру, как по улице, не ведая куда его занесет в следующий момент; когда влюбляется в первую красивую девушку и остается верен ей до смерти; когда…. Даже пиджак у нашего американца в мелкую клеточку, как всегда было модно среди французов. А случайно или закономерно, но актер, исполняющий эту роль, внешне очень похож на Жерара Филипа. А еще он готов ввязаться в любую авантюру, даже прыгать с парашютом, чтобы оказаться в Старом городе, куда из-за беспорядков не пускают туристов. Одним словом, мистер Гудман (а именно так его и зовут) типичный авантюрист и искатель приключений без особого смысла и цели, хоть и настойчивый. Он попадает в центр военных действий и оказывается раненным. За ним ухаживала еврейская девушка из госпиталя,  и между ними случилось чувство. Все французские кинозаконы соблюдены. То, что касается языковых поисков, то в этой новелле режиссер уделяет внимание случайным шуткам, на которые зритель может и не обратить внимание, и возможная реакция зависит от чувства юмора каждого. А еще  символам не выпуклым и кричащим о себе, а естественных и органичных. Горит  Маген Давид несколько минут и в разных ракурсах, потому что когда идет война даже религиозный символ может пылать ярким пламенем.  Ключевой эпизод этой новеллы – разговор с раввином, где сомневающийся и струсивший американец вдруг обретает почву под ногами и осознает себя евреем, начиная  понимать смысл страданий и борьбы…добра со злом.

К финалу второй новеллы вдруг дают о себе знать элементы немецкого киноэкспрессионизма. Они выражены в снах героя, где реальность деформирована, в изогнутых тенях на стенах города. В третьей же это кинонаправление будет представлено мощным противостоянием двух героев. Очень любопытный персонаж, говорящий на 6 языках, то ли польский, то ли русский, то ли немецкий еврей, но рожденный уже в Израиле, побеждает своего врага молчанием. В пустыне во время одного из боев случайно сталкиваются еврей и немец, теперь роли исторически поменялись, и в плен берет немца еврей. Эта новелла построена ближе к принципам немого кинематографа, где заметна пластика каждого кадра и доминируют движения, именно в них и находится смысловой центр. Очень яркая сцена, длящаяся больше минуты – это борьба за гранату без чеки, которую немец вытащил у еврея из кармана, когда тот нес его на плече, то ли спасая от смерти, то ли воспринимая его как отличную добычу. Фраза, сказанная после отчаянной борьбы евреем, характеризует и нацию в целом: «Такие вещи денег стоят», и суть не в национальной жадности, а в том, что, говоря о цене, можно легко скрыть свой страх. Немец оправдывается, заигрывает, запугивает, оскорбляет, он доходит до истерики и галлюцинаций от безнадежного молчания врага. За несколько минут экранного времени он проживает весь эмоциональный спектр и всю жизнь.  Ему остается только как Носферату исчезнуть, за мгновение до смерти отпечатав свою вымышленную тень на стене.

Сквозной мотив фильма – холокост и обретение веры. Эти два аспекта еврейского бытия  в дальнейшем станут ключевыми темами израильского кинематографа. В первой новелле герой, преследуемый полицией, при аресте показывает свой лагерный номер, говоря, что даже не каждый еврей удостаивается такой чести. Во второй – арабы взяли ту часть Иерусалима, за которую погибали евреи. Вынужденные покинуть город, они собирают чемоданы, животных, раненных, и уходят колоннами, как шли к Бабьему яру или в газовые камеры под звуки псалмов и спокойно. В третьей героем-антагонистом и вовсе оказывается нацист.

Свет религиозного чувства мучительно ищется героями. В начале заявляется, что совсем неважно христианин ты или иудей, у тебя есть право быть на этой земле. И звучит стих псалма: «Дом Отца моего – дом для многих народов.» Потом возникает желание объяснить себе ненужность страхов и обрести наконец смысл всего происходящего. «В этом суть дела: самое святое на земле страдает от разрушения самого страшного.» В финале и вовсе в глазах беснующегося немца все евреи раввины.

Первый фильм в истории израильского кино заложил фундамент для дальнейшего развития и возможного успеха, сделав кинокартину мира глубоко специфичной и ярко индивидуальной.