Премьера кино

“По Млечному Пути” — первая киноработа Эмира Кустурицы после восьмилетней давности “Марадоны”. Режиссерский камбэк не назовешь триумфальным. Распад художественного мира одного из главных киноавторов конца ХХ века с грустью наблюдал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Любопытна сама история позиционирования фильма “По Млечному Пути” в международном контексте. Он был отвергнут Каннским кинофестивалем, в чем режиссер сразу заподозрил политический мотив. Адекватный ответ Западу прозвучал в виде российского гимна, исполненного на парижском стадионе оркестром Кустурицы, а также обещанием устроить мировую премьеру “Пути” в Ростове-на-Дону. Это должно было стать гвоздем программы фестиваля Bridge of Arts, но в последний момент картину сняли с показа, поскольку ее взяли в венецианский конкурс. Кустурица извинился перед ростовчанами и дал новое обещание: устроить на Дону российскую премьеру фильма. Однако и этого не произошло: премьера состоялась ни в каком не в Ростове, а в Москве. Играющая главную роль Моника Беллуччи рекламировала перед столичным бомондом украшения Cartier, а все мероприятие соединяло в себе типичные черты российского политического мейнстрима и гламура.

В новом фильме Кустурицы многое готово, кажется, вот-вот взять за душу. Изумительные пейзажи страны, которые режиссер показывает с любовью и вдохновением. Невероятные сцены с участием чуть ли не всех основных представителей земной фауны: они демонстрируют полную органику и в то же время подчинены режиссерской задаче с помощью неведомо какой дрессуры. Гуси танцуют на скотном дворе и купаются в крови свиньи. Курица, готовая снести яйцо, прыгает, любуется собой перед зеркалом. Змея самозабвенно пьет молоко. Сокол, напарник главного героя, спасает его с возлюбленной от врагов. Поединок героя со змеей, правда, выполнен с помощью компьютерной графики, но, доверимся тут слову Кустурицы, 80 процентов эпизодов с животными, включая медведя, настоящие, и это дорогого стоит.

Однако этот органический фон резко контрастирует с сюжетной фабулой, построенной на ложных предпосылках и накачанной фальшивой лирикой. В разгар боснийской войны бывший музыкант, а ныне деревенский молочник Коста (в его роли — сам Кустурица) на ослике развозит свой товар солдатам, волшебным образом уклоняясь от пуль. В своем уже далеко не юном возрасте он решает жениться на неровно дышащей к нему Милене, бывшей чемпионке Югославии по гимнастике (Слобода Мичалович), умеющей принимать немыслимые эротические позы. Несмотря на рельефные мускулы, которые он любит демонстрировать, Коста — доморощенный философ, пантеист и пацифист. В отличие от брата Милены — героя войны и гротескного символа балканского мачизма. Именно для него, отвоевавшегося солдафона, сестра на свою голову привозит из центра беженцев Невесту — наполовину итальянку, женщину с прошлым, экс-возлюбленную криминального британского генерала. Готовятся сразу две свадьбы, однако судьба распоряжается иначе: Коста влюбляется в загадочную фам фаталь, и это взаимно. Героиня Беллуччи оказывается вдобавок идеалом патриархальной женщины: она безропотно доит коров и готовит ужин, не снимая с лица фирменного макияжа. Однако мирная пауза скоро кончается, и любовной паре предстоит, используя все силы, земные и небесные, отстаивать свое чувство перед каверзами мирового зла, то бишь миротворческого британского спецназа. Трое “коммандос” — поганцев в касках — изничтожают на своем пути все живое, в основном для того, чтобы насолить героям. Но любовь, понятное дело, сильнее смерти, во всяком случае в метафизическом и философском смысле, который в финале удостоверяется превращением Косты в православного Франциска Ассизского.

В третий раз, после фильмов “Андерграунд” и “Жизнь как чудо”, Кустурица обращается к теме югославских войн, но взгляд его становится все более зашоренным. “Мы воевали, но война не была нашей. Она была нам импортирована” — так говорит сегодня режиссер, и фильм послушно иллюстрирует эту теорию заговора. “Андерграунд” в свое время уличали в просербской ангажированности. И все же там были показаны исторические корни войны, а главное, гениально воссоздан мир тотального безумия и абсурда, в котором нет стопроцентно правых и виноватых. В “Млечном Пути” безумие и хаос тоже нагнетаются, но не изнутри, а по поверхности, в основном за счет трескучей суеты и гремящей музыки, смешанной с животным ревом, звуками взрывов и вертолетов, боем сумасшедших часов, которые грозят затянуть в свой механизм всякого, кто попадется. Все слишком громко, жирно, нарочито, без легкости и артистизма, с которыми режиссер некогда балансировал между комедией и драмой, лиризмом и эксцентриадой.

Сюжетная конструкция картины, фронтально сталкивающая человеческие чувства и бесчеловечность войны, по существу та же, что в прежних фильмах Кустурицы. Разница в том, что по отношению к тем, прежним даже в голову не приходило применить это слово — “конструкция”, а тут оно само просится на уста. Конструкция уже в том, чтобы соединить в романтической авантюре двух людей почтенного возраста — sexagenarian (это те, кому за шестьдесят) Кустурицу и разменявшую полтинник Беллуччи. Они изо всех сил молодятся, преодолевая закон гравитации и взлетая в небеса, прячутся в колодце, дыша через соломинку, она зашивает любимому простреленное ухо, но ни разу не возникает впечатления, что их хоть что-то объединяет, кроме умозрительного режиссерского замысла. Столь же трудно веришь в любовь фатальной фемины к фильму “Летят журавли”, который она со слезами на глазах просматривает на досуге.

Еще не так давно Кустурица считался принцем балканского кино и надеждой мирового: он побеждал западных европейцев оружием драйва и темперамента. Можно было бы сказать, что режиссер привел свой уникальный мир к деградации, отключив его главную составляющую — эмоцию. Конечно, он в этом не признается, наоборот, нагнетает ее, выставляет напоказ. Но эмоция, не подпитанная идеями и рефлексией, становится формальной, уничтожает саму себя. Витальный и брутальный мир Кустурицы блекнет, становится карикатурным и бесполым. И остается только надеяться, что какая-то мистическая сила вдохнет в него новую жизнь.