В Берлине после продолжительной болезни скончался кинорежиссер Бахтиер Худойназаров.
Некролог
Режиссеру таджикского происхождения, работавшему в России и Европе, даже еще не исполнилось пятидесяти. А в двадцать пять он уже был автором фильма “Братан”, ставшего визитной карточкой перестроечного кино. В этой черно-белой студенческой работе было предугадано то ощущение бездомности и сиротства, что вскоре охватит Таджикистан, да и другие постсоветские страны, вовлеченные в войну с самими собой. Братья, совсем маленький и подросток, потерявшие мать, едут по бескрайним пространствам в поисках дома, а дома нет. Отчужденные индустриальные пейзажи и тревожно гудящие поезда навевают осеннюю тоску, хотя дело происходит летом и воздух фильма не стылый — он согрет лирическим взглядом автора на мир, теплом человеческих привязанностей.
Этот образец среднеазитского неореализма принес Худойназарову множество призов и славу. Я познакомился с Бахтиером и с его тогдашней женой Ситорой Алиевой в их гостеприимном доме в Душанбе, еще мирном, в памятный день референдума о сохранении СССР. Вскоре СССР перестал существовать. А успех кинодебюта стал для Бахтиера пропуском в большой киномир, где его, красавца с внешностью восточного принца, приняли на ура, с заманчивыми предложениями и проектами. Чтобы снять в международной копродукции фильм “Кош ба кош”, режиссер вернулся в родной Душанбе, уже тронутый войной. Этот фильм про молодую жизнь, которая пытается привыкнуть к новым обстоятельствам, завоевал в Венеции “Серебряного льва”, еще больше укрепив репутацию Худойназарова как гражданина мира.
Для следующего его фильма “Лунный папа” сценарий написал другой гражданин мира — Ираклий Квирикадзе — по мотивам своих грузинских баек. Восторженная девушка, мечтающая об актерской славе (Чулпан Хаматова — евразийская Одри Хепберн), забеременела в лунную ночь. Отец и брат девушки ищут по всей округе виновника этого события: им оказывается пролетавший над этими краями летчик, прикинувшийся актером. По мере поисков бытовая история становится все более возвышенной и сюрреалистичной, а в финале героиня с новорожденным в буквальном смысле возносятся на небо. На съемках в Таджикистане интернациональная съемочная группа чуть не попала в эпицентр очередного вооруженного конфликта.
Худойназаров успел снять еще фильмы “Шик” и “В ожидании моря”, работал над сериалами, выступал как продюсер. Но жизнь его становилась все более драматичной. У него не было врагов, его все любили: и жены, бывшие и настоящие, и просто женщины, и коллеги. Его все нежно называли Бахтиком. Но ни в Москве, ни в Берлине, где обитал в последние годы, он не чувствовал себя своим. Утрата дома, корней ощущается даже в стиле его фильмов, постепенно уходящих от мифологизации советского космоса, часто меняющих жанровые ориентиры и интонацию, которая колеблется в диапазоне от пафоса до стеба. Но органично вписаться в стилистику европейского маньеризма Худойназаров не смог: мешали те же корни. Его безвременный уход обозначает черту, подведенную под постсоветским кино, которое сегодня, очевидно, воспринимается как принадлежащее не современности, а истории.
