18 июня вышел в прокат фильм Натальи Кудряшовой “Пионеры-герои”. Обозреватель “Огонька” не увидела в фильме ничего героического, а напротив — сплошное трагическое.
Герои фильма Натальи Кудряшовой “Пионеры-герои” родились в середине 1970-х, пошли в школу в начале 1980-х. Они были последним поколением, чье детство прошло в СССР. Поэтому, считает Наталья Кудряшова, которая не только режиссер, но и автор сце18 июня вышел в прокат фильм Натальи Кудряшовой “Пионеры-герои”. Алена Солнцева не увидела в фильме ничего героического, а напротив — сплошное трагическоенария и исполнительница главной роли, они не успели приобрести опыт циничного отношения к советским мифам. Идеалы советской пионерии, ее легенды, герои и символы до сих пор обладают властью над их душами, идолы не повержены, они живут в глубинах детских воспоминаний.
История в фильме развивается в двух временах: в детстве, накануне приема в пионеры, и в нынешнее время, когда повзрослевшие одноклассники, успешные, состоявшиеся молодые люди вдруг понимают, что жизнь их обманула. Трое друзей покинули Нижний Новгород, где они выросли, переехали в Москву, зарабатывают приличные деньги, у них творческие профессии, но их не оставляет ощущение, что все, чем они занимаются, не имеет никакого смысла. Аутист Сергеев (Алексей Митин) в свободное от политического пиара время играет в компьютерные игры, раздражаясь от навязчивой заботы своей девушки. Актриса Оля (Наталья Кудряшова) мучается от панических атак, лечить которые она ходит к туповатому психологу. Специалист по общественным связям Катя (Дарья Мороз) выслушивает обоих, дает советы, но саму ее преследует чувство вины и страх одиночества.
Главный вопрос фильма, как ни странно, не в том, что делать, а в том, кто виноват. Детство, к которому психолог все время пытается вернуть свою пациентку, всплывает в воспоминаниях всех троих. По версии автора, тогда все трое мечтали быть героями, служить людям, совершить подвиг.
Наталья Кудряшова объясняет свой замысел так: “В детстве в нас были посеяны зерна чего-то настоящего, нас готовили к какому-то надличному существованию и всеобщей будущности. …Апеллирование к героике и теме подвига, в общем-то, в моем детстве было везде — и в детских садах, и в школе, и в семье. Желание быть героем — оно, наверное, оттуда, из нашего всеобщего советского детства”. Если послушать режиссера, то проблема ее героев и поколения в целом в том, что “мы зашли в эпоху индивидуализма, которая на самом деле, как оказывается, ущербна… Индивидуализм, обособленность — они рождают тоску и желание настоящей общности”.
Но если посмотреть фильм, то странным образом все оказывается иначе. Детские сцены сняты очень хорошо, органично, с точным знанием каждой детали — начиная от косо пришитых белых воротничков на формах девочек, закачивая журналом “Здоровье” в комнате бабушки. Однако нежный, ностальгический взгляд на прошлое сопровождается вещами по-настоящему страшными. Кошмарные сны преследуют в детстве Катю: ей снится одиночество среди огромных безжизненных пространств каких-то мемориалов, где на нее с портретов осуждающе смотрят пионеры-герои. Сознание школьниц пронизано ужасами: загадочные черные “волги” с тайной надписью “смерть советским детям” караулят их у школы, дедушка, что гонит самогон на кухне, кажется преступником, о котором надо сообщить в загадочные “органы милиции”, иначе не примут в пионеры. Необходимость сдать анализ в спичечном коробке ощущается как публичное унижение и позор, нарушенная пионерская клятва грозит проклятием… Весь этот не вполне обыденный кошмар упакован в жанровые сцены советского детского фильма, что делает происходящее неожиданно обаятельным и, несмотря на очевидную гротесковость, узнаваемым, даже уютным.
Что касается сцен взрослой жизни, кризиса тридцатилетних, потерявшихся среди обыденности, не готовых к нормальной жизни людей, то они оставляют ощущение нарочитости, литературности. Автор объясняет: ощущение пустоты у ее героев родилось из-за того, что в их жизни нет места подвигу. Но кажется, что все обстоит ровно наоборот: ожидание подвига, то есть кем-то предложенного внешнего смысла, привычка с детства быть подключенным к надличному, роевому, общему делу лишила их умения быть людьми, любить, общаться, чувствовать себя нужными, живыми. Как бы милы ни были переживания советского детства, само воспоминание о пытках и подвигах, на которых считалось нормальным воспитывать ребенка, не может не быть настоящей, увы, не изжитой травмой. Когда Наталья Кудряшова говорит: “”Будь готов — всегда готов” — конечно, девиз моего поколения и поколения тридцать плюс”, она сама не понимает, насколько это чудовищно звучит.
Не надо быть психологом, чтобы понять: рассказ Оли о том, как она мечтала в четыре года вернуться в детский сад после пыток, израненная, но героическая, под восторженные крики других детей “Ура, ты герой!”, свидетельствует только о том, что девочка не принимает саму себя. Что у нее трудности с социальной адаптацией, с эмоциональным переживанием, с адекватной самопрезентацией. Культ героев — феномен инфантильного сознания, с этим трудно смириться.
Фильм “Пионеры-герои” интересен в первую очередь тем, что является демонстрацией социально-психологической травмы поколения. Идеологическая установка, привычная до полного растворения, до сих пор заставляет людей жить в тоске по военному времени, легко отказываясь от своих настоящих потребностей, находиться в постоянной мобилизации и страдать, когда никто не ставит их перед необходимостью жертвовать.
Наталью Кудряшову многие обвиняют в неточности, все-таки в 1970-1980-е годы мало кто находился под таким сильным впечатлением от пионерских ритуалов, идеология была рутинной, от нее с легкостью отмахивались. Но с точки зрения культуры в целом, замеченная молодым режиссером травма особенно важна, поскольку очевидно не изжита. И в этом смысле фильм оказывается более актуальным, чем многие социально значимые картины. Не важно, как автор сама интерпретирует свой фильм, важно, что она провоцирует на обсуждение комплексов и проблем, свойственных не столько индивидуальному (у каждого свой опыт), сколько социальному мифу. Желание отказаться от собственной личности и ответственности, которую она налагает на человека, готовность раствориться в общей массе и так избежать экзистенциального одиночества, пожалуй, свойственно не только поколению тридцатилетних.
