«Событие» Сергея Лозницы и «Датская девушка» Тома Хуппера – во втором венецианском репортаже Зары Абдуллаевой
«Событие» Сергея Лозницы и «Датская девушка» Тома Хуппера – во втором венецианском репортаже Зары Абдуллаевой.
«Событие» Сергея Лозницы – несомненная удача внеконкурсной программы Мостры-2015. Монтажный фильм о восприятии августовского путча 1991 года ленинградцами, о реакции на него – исследование художественное и антропологическое в равной степени. Черно-белые кадры (предстоит выяснить, таков ли был исходник, не обработал ли его режиссер?) составлены в композицию естественного, ненасильственного, как вдох/выдох, повествования. И – вместе с тем отстраненного. Перебивки изображения насыщают, пробуждая память, воображение зрителей, пробелы в самом течении времени и в те дни, и – с тех пор по нынешний промежуток эпохи. Движение, а точнее, сгущение времени определяет саспенс и роковой смысл «События».
Тревога ленинградцев ввиду угрозы чрезвычайного положения сменяется действием, смятение на лицах, в пластике – собранностью, страх – надеждой. Портреты города и горожан в зеркале смутного времени, отраженного в архивных пленках, поделены на фрагменты через визуальные паузы – черный экран, озвученный музыкальными кусочками «Лебединого озера», непристойный и абсурдный отголосок тех дней. Такова кинематографическая реплика Лозницы августовскому телеэкрану, который надрывался балетной музыкой. Таков и режиссерский диалог (с давним домашним экраном), приглашающий задуматься о связи времен.
Черно-белая стилистика придает «Событию» свойство исторического документа на физиологическом уровне. При всем том возникает ощущение, что все это было в доисторические времена. И – что еще более несносно – никогда не повторится. Речь не о потенциальной возможности переворота, но о возможности подобной самоорганизованности наших соотечественников. В те дни растерянных или собранных, с употребленными или совсем молодыми лицами, потертых людей с пластиковыми пакетами, или людей, унынье преодолевших, хотя закадровый звук, треск доносят страшные вести из Москвы.
Кто-то окликнул «Володька», совсем скоро в машину с Собчаком сядет Путин. Кто-то пожелает освободить уличный проход, заставленный баррикадой. Кто-то прижмет ухо к транзистору, и в городском пространстве зависнет предчувствие блокады. Или чувство, что она все-таки не произойдет. «Они не пройдут» – плакаты с этим республиканским слоганом мелькают на экране не раз.
Собчак на трибуне, Лихачев на тротуаре с микрофоном, голос Басилашвили в радиоэфире. Никакого пафоса, никакой паники. Тогда еще народ и власть были едины. Единственный раз в нашей (обозримой) истории такое событие случилось. Разве мыслимо это или видимо? Хотя бы на кратчайший срок? «Они не пройдут». И еще: «Фашизм не пройдет», «Нет советской хунте» – читаем самодельные надписи и вздрагиваем. Тогда, в 1991-м, так писали, шептали, думали или кричали обыкновенные люди, узнавшие про другой свой жизненный шанс. Ну да, поддержанный или даже защищенной властью. Легализованный протест. И все же. Кто бы мог представить, что с течением времени эти ясные слова и поступки превратятся в риторику иных силовых сфер. Где тот «Володька», который ехал с ленинградским мэром по городу, чьи жители сохранили в печенках, в пальцах, а кто-то еще не изжил блокадный ужас?
Так смотрится из сегодняшнего дня «Событие». Как упущенная, но такая реальная надежда. О ней напомнила на трибуне сестра Ольги Берггольц, без голоса которой времени блокады не почувствовать. В 1991-м этот опыт еще был способен пресечь возможность советского фашизма. После смерти Берггольц ее сестра не могла смолчать и прочитала (предуведомив, «вы, наверное, не знаете эти строчки): «А уж путь поколения вот как прост – внимательно погляди: позади тюрьма, кругом погост, и еще кресты впереди». Прозорливо. Лозница в нужное время вытаскивает из архива на свет необходимые упреждения протестантам. А нужное место для этого фильма впереди, не в Венеции.
Нисколько, казалось бы, не актуализируя век, действительно, минувший, режиссер все-таки в финале «События» (когда забитые люди и те, кто таковыми не были или себя рабами не считали, решили, что «они не пройдут») врубает на титрах танец маленьких лебедей. Концептуально, гротескно, доходчиво.
Преимущество монтажного – авторского – фильма – свидетельствовать по ту сторону «игровой и неигровой». Со стороны вглядываться в материал, который сам за себя (а не только в монтажных столкновениях или в легато) отвечает, – уже преимущество позднейшего будущего.
Что же до конкурсного фильма «Датская девушка» (Danish Girl) Тома Хуппера, то это образчик беспросветно отточенного мейнстримного ремесла. Слезливую мелодраму про трансгендерного пионера (действие происходит в конце 20-х годов прошлого века), про ту самую danish girl, обретшую, пострадав, идентификацию после операции и под приглядом любящей, несмотря ни на что, ни на кого, жены, выдержать было бы трудно, если б не костюмы Пако Дельгадо и не работа художника по имени Ив Стюарт. Костюмы и антураж столь здесь «пугают» изощренным великолепием, что не выходишь из зала, который изнурили назойливые переживания семейной парочки художников, они же герои – Герда (Алисия Викандер) и Эйнер/ Лили (Эдди Редмейн, недавний оскаровский лауреат). Тряпки прекрасны, а кино – наоборот.
