Мосфильм. Среди  коллекции киноаппаратуры, выставленной под стеклом, –  работы выдающихся художников-постановщиков.  В центре – эскиз  Николая Двигубского к  фильму  «Визит вежливости».  Развалины Помпеи и каменная мостовая, сквозь  которую пробивается зеленая трава. Затхлая древность, победы и крушения, а рядом  – насыщенная свежесть!  Двигубский  помог  создать  сложнейшую  атмосферу  духа в фильме «Зеркало», обжить огромные пространства в «Сибириаде»,  устроить «бумажный  бал» в «Дворянском гнезде». Безупречный вкус, эрудиция, виртуозная техника, стиль – составляющие  таланта,  казалось бы, «полный комплект»  для успешной карьеры.  Он мог бы разделить судьбу друзей по ВГИКУ: стать художником Большого театра,   народным художником СССР.  Или  номенклатурным  творцом,  подбивающим  талант под соцреализм – модную  для страны Советов планку. Совершить «переворот» в  живописи с целью   быть изгнанным из советской России.  Просто  «удрать», став диссидентом для нас и  любимым героем для свободной Франции, в которой родился и стоял у истоков собственной успешной карьеры. Работал  с первыми режиссерами: А. Тарковским, А. Кончаловским, Г. Панфиловым, был  вхож в элитный круг. В общем, территория «примирения» с властью или поле битвы за свободу  были огромными!  Но Двигубский ни перед кем  не  «прогнулся», но и не «вытянулся» в почти двухметровый рост!

Русский француз

1936 год. Франция. В городе Клиши  под Парижем родился  русский француз Коля  (Николя) – солидный, шесть килограммов веса! Там же появилась на свет  и Марина Влади: «Коля  слыл красавцем, с чудными глазами, прекрасная улыбка с  ямочками, отлично танцевал. Наши корни  с ним из России, его – из Краснодарской  губернии,  мои –  из  Курской.  А во Франции  мы жили в одном квартале, может,  поэтому  думают, что родные?»  Позже семья перебралась в Париж в  огромную квартиру,  купила четыре машины. Отец  Коли – инженер-механик, имел стабильную работу, мама работала художником-модельером.  Страна очнулась от послевоенного кошмара, начался резкий экономический подъем.  Пятидесятые годы   – время генерала Шарля де Голля – сильнейшей личности, он поднял страну. Франция  уже  тогда стала президентской,  начался  ее расцвет! Коля  Двигубский  мог бы сделать головокружительную карьеру. Поскольку в двадцать лет успел получить блестящее образование:  окончил знаменитую  Французскую Академию де Базар и частную художественную мастерскую Поля Колена, известного живописца, декоратора, основоположника искусства театрального плаката. Но судьба распорядилась иначе. «Дедушку с бабушкой замучила ностальгия,  и после смерти Сталина  они сказали: «Все, едем обратно в Россию!»  Остальные дети сказали: «Спасибо!» А папа, поскольку  был самым младшим и несовершеннолетним, тогда совершеннолетие давали в 21 год,  отправился вслед за ними.»

Визит вежливости

1956 год.  Красавец Коля  врывается  в Москву с  французским блеском и европейской «незащищенностью»!  «Папа приехал элегантно одетым,  в одной куртке и ботинках на тонкой подошве, которые носил даже в мороз. Он до конца дней, даже когда плохо чувствовал себя, ходил  с очень прямой спиной, всегда подтянутый, гладко  выбритый, пахнущий герленовскими духами  «Ветивер» (Vetiver)»  (Е. Двигубская). Родители Коли  – в ужасе!  Они не узнают родины.  Это уже не сильная царская Россия, которую помнит  дворянка, урожденная Сорока-Кнежевич (мама  Н. Двигубского). И  даже не та Россия, из которой  она бежала в 1918 году  на  корабле через Крым и Турцию во Францию,  получив  за отвагу Георгиевский крест (исключительный случай, женщин им не награждали!) А страна  Советов с нищетой, уравниловкой, колхозно-пролетарским духом, низкой заработной платой. В общем – отсталая страна. Двигубских  поселяют в коммунальную квартиру с соседями – алкоголиками, зато в Москве! Удивительно, как вообще «иностранцев» – не посадили? А потом, волей случая, семья даже перебралась почти  в центр столицы! Не расстреляли, не отправили  в ссылку, в глухомань? Чудеса! «Везунчик!» – назовет отца дочь Катя. И ведь действительно, повезло? Глоток свободы дали! Думаю, позже, Н. Двигубский оценил «везение». И даже благодарил судьбу, хотя по французским меркам  – московская жизнь  была для него  тяжким испытанием. Но он пока молод!

Режиссер Андрей Кончаловский был поражен, увидев элегантного молодого человека в Большом  театре « в охренительном замшевом пиджаке, рыже-коричневом, легком, каких в Москве, наверное, было не более трех (у Богословского, Пырьева и знаменитого московского иностранца Люсьена Но). Это был явно не наш человек – весь заграничный.» (А. Кончаловский «Возвышающий обман»). Он часто бывает в доме Михалковых-Кончаловских, который становится  отдушиной,  ведь там  можно  говорить  по-французски. Почетных гостей   чествуют  знаменитой «кончаловкой», но Коля не остается в долгу,  удивив  всех луковым супом с сыром. Это лишь –  фон. Главным  было другое. Коля  знал то, что  в  высшем свете не знали. Он открыл  другу Андрею Кончаловскому Бернара Бюффе и современную французскую живопись, певцов Жоржа Брассанса и Эдит Пиаф.  А Наталья  Петровна  Кончаловская (мать А. Кончаловского и Н. Михалкова), позже, перевела на русский язык всего Брассанса, написала книгу об Э. Пиаф. «Получается, благодаря Коле», напишет позже  режиссер Андрей Сергеевич Кончаловский.  Именно Коля принес  в их дом  мир современной французской культуры.  « Тогда я бредил Парижем. «На последнем дыхании» Годара было откровением. Парижские улицы. Звуки полицейских машин. Молодой Жан-Поль Бельмондо. Такой красивый, со своим некрасивым лицом. Длинноногие женщины в черных шляпах, сумасшедшие, красивые, недоступные. С годаровского экрана на меня глядел Париж, залитый солнцем. Это был город мечты, Эйфелевой башни, пахнущий «Шанелью» и дорогими сигаретами… Этот же запах принес с собой Коля. Запах дорогого одеколона, хороших сигарет, иногда трубки». (А. Кончаловский «Возвышающий обман»)

Россия  –  огромная страна,  СССР  –   «великан»! Но  дух свободы, который Коля ощутил с высоты Эйфелевой башни и на котором взрос, вмиг превратил маленькую  Францию в «гиганта».  Началась борьба несоответствий. Пройдет время, и  художник  поймет: в России его свобода сужается,  личная «территория» становится  ничтожно малой. Эта мысль  как молния пронзит  сердце! Потом,  став известным художником-постановщиком,  Двигубский попытается компенсировать утраченную свободу масштабными проектами. Например,  в фильме А.Тарковского «Зеркало» попросит покрыть несколько гектаров леса бронзовой краской, включить  ветродуи, чтобы деревья фосфорицировали,  как перед грозой, создавая  состояние тревоги. А в «Сибириаде» А. Кончаловского –  привезти тонны  мха,  перекрасить  зеленый цвет в  ржавый, тоже для особого духа. Возможно,  так  отстаивал просторы личной свободы, утверждал свой размах?

«Коля был глубоко несчастный, одинокий человек. Страдал всю  жизнь. При этом, всегда напевал  Моцарта», –  скажет  художник и друг М. Ромадин. Значит – света и радости просила душа!  Она же скорбела,  обретая не красный даже, а бурый цвет. Просто потрясает трагизмом  картина  Н. Двигубского 1975 года (в России художник уже 10 лет), подаренная им  М. Ромадину.  Похоже, автопортрет. «А луна была голубой» – написано на обороте на французском. Красно-бурыми красками выписано  странное лицо в плоском изображении.  В глазах – страдание,  земной плен, а там где-то  маячит потухший спутник луна. Быть может, лицо  оттуда? А здесь, на земле,  потому  что голубая луна почернела? Не Двигубского ли это душа?  Ведь он часто один, сидя в сквере, съежившись и   обняв  любимую таксу,  сильно страдал  и даже украдкой плакал,  вспоминая ту  жизнь, которую у него отняли. (по воспоминаниям М.Ромадина)

Стиль «Двигубский»

1956-1962 годы.  ВГИК.  Нежданно-негаданно приезжает  художник  да еще из  самого Парижа! В руках он держит  диплом Французской Академии художеств, на  него смотрят как на  звезду, скатившуюся с неба.. Но  для чиновников – диплом Коли – ничто! Двигубский вынужден переквалифицироваться. Он поступает в Институт Кинематографии (ВГИК), ставший для студентов художественного  факультета  в те годы  своего рода «вольницей».  Среда, подходящая для иностранца.  Но ВГИК  Коля  выбирает целенаправленно. Еще учась  в Париже, он успевает поработать ассистентом  известного художника-постановщика Жоржа Вакевича (выходца из России, создавшего костюмы и декорации к более  ста фильмам известных кинорежиссеров).  Среда – кинематографическая. Плюс  учеба в Париже у  декоратора и театрального плакатиста Поля  Колена. Все это сошлось в Москве,  во ВГИКЕ, а позже в работе над фильмами и спектаклями. Конечно, Двигубский тосковал по Франции.  В 1958 году в книжных магазинах   Москвы появляется роман Луи Арагона «Страстная неделя»,  как раз в «страстную»  Наполеон вернулся  с острова Эльба. И  Н. Двигубский выбирает эту тему  (французскую) для  диплома (по воспоминаниям  художника А.Боима).  А  для  курсовой   на первой курсе – «Гиперболоид инженера Гарина». Там есть  Париж, и можно было его вспоминать  на эскизах.  Пока Коля ностальгировал, товарищи рядом постигали технику его письма. Особенно – сокурсник  Валерий Левенталь,  ставший главным художником Большого театра. А  выдающиеся  мастера  (М. Ромадин, А. Боим, С. Алимов), пораженные тем, как пишет  Коля маслом по бумаге (абсолютная новация тогда!) –  тоже учились у друга, будучи студентами ВГИКА. Можно акварелью писать, как маслом. А Двигубский маслом  писал, как акварелью, создавая   на бумаге легкие, изящные работы.  «Такая негрунтованная бумага и маслом по ней, она расплывалась немного…Поэтому всякие изящества  можно было делать» (М. Ромадин). В этой же технике выполнены эскизы Н. Двигубского к фильму А. Тарковского «Зеркало», правда,  от лака со временем они  потемнели (хранятся  в Фонде Государственной Третьяковской Галереи).

Некоторые  считают, что  Н.Двигубский  приехал  «французом», его  художественный почерк принадлежал знаменитой «Парижской  школе» («Эколь де пари»), сформировавшейся  в 20-30-х годах ХХ века, куда входили такие мощные имена  как: Мадильяни, Пикассо, Бранкузи, Шагал. Но Михаил Ромадин не согласен: «Не встречал  в Париже ничего близкого почерку Н. Двигубского.  Он – один,  единственный  и неповторимый, большой художник! А уж если сравнивать, то скорее – не «француз» он, а «малый голландец» Питер де Хох».  «Ставил выше всех Леонардо да Винчи, Андреа Мантенья, Микеланджело,  в меньшей степени Рафаэля. В его  натюрмортах и интерьерах, я лично  вижу  сильное влияние северной живописи, «малых голландцев». Поэтому любимая тема –  скоротечности жизни,  рождение на полотнах символов: черепа,  горящие свечи, часы, музыкальные инструменты, насекомые на букетах. Русская школа была не очень ему близка. Мне кажется вообще то, что  писал Николай Львович, –   без адреса,  анационально» (Егор Кончаловский). «Малые голландцы» славились точной проработкой деталей, специализировались на изображении интерьеров, экспериментировали со светом. Наверное, от них – точность в изображении и создании предметов.  Декорациям Двигубского к фильмам, ювелирно выполненным,  поражались на Мосфильме – главной студии страны.  Он  предложил сложнейший   «модерн»  режиссеру Г. Панфилову в фильме «Васса».  Затянул  тканью  все стены в гостиной, мебель выполнил  в стиле «чиппендель», что отняло  неимоверное количество времени и сил. А с какой любовью к старине создавались печные изразцы к картине  «Дядя Ваня»?  Мало того, что Двигубский от руки  расписал их, он сделал специальные трещинки, появляющиеся на  глазури при пользовании печью. На декорацию  квартиры, построенной на  Мосфильме  к фильму А. Тарковского «Зеркало», ходили смотреть, как на диво! Потолок коридора затянул медной сеткой  для создания особого изображения, при  полной темноте коридор бликовал, создавая  глубину.  В одной из комнат коммунальной квартиры должны были жить испанцы. И Двигубский  стены оклеил старыми газетами того времени, все удивлялись, где он взял их в таком количестве? На кухне был умывальник  в виде половины яйца ( довоенный) с краном, выполненным  с колоссальной  тщательностью: его вентиль был стерт так, что просматривалось несколько слоев  старой краски.  Обидно, но  комнату испанцев   вырезали  во время монтажа, а в кухню герои даже не зашли. На  вопрос, не обидно ли? Двигубский спокойно и с достоинством отвечал: «Это никуда не ушло. Все равно  вся квартира  присутствует в  «Зеркале», создает атмосферу» ( Из рассказа оператора В. Алисова).

За двадцать с лишним лет, проведенных в России, как считает художник А. Боим,   Двигубский  создал  абсолютно ни на кого не похожий стиль. Его внутренняя самодостаточность,  закрытость и цельность сделали свое дело, защитили главное – дар.  Русский характер, щедрый и  глубокий, нашел  себя, но  раскрылся по-своему. Двигубский увидел могущественную Сибирь, работая над «Сибириадой» А. Кончалоского,  постиг  гений А. С. Пушкина при работе над фильмом М. Хуциева о поэте, почувствовал атмосферу русской усадьбы в  «Дворянском гнезде», хоть работал над его французской частью, узнал национальный характер, создавая декорации к картине «Дядя Ваня». А багаж, привезенный с Запада, пригодился  ему   в работе с зарубежной классикой,  над  спектаклями ( «Кола Брюньон», «Жизнь Галилео Галилея» и др. )

Несмотря на все трудности, период  жизни в России для  Двигубского не прошел даром.  В своих полотнах он  сумел соединить западную  живопись, прежде всего Возрождения, с  сюрреализмом  известного бельгийского художника  Рене Магритта и духовной мистикой А. Тарковского. Это был уже совсем другой Двигубский. Достаточно посмотреть на  один из его эскизов к «Зеркалу», чтобы понять, как сошлись в одном полотне эпоха Возрождения, мистический реализм ХХ века и духовное мировоззрение А. Тарковского. Двигубский написал отраженный  в старом зеркале  пейзаж в арочном окне. «В  леонардовском  стиле  было  выполнено окно,  из него просматривался пейзаж,  картина  меня потрясла своей поразительной живописностью, сочетанием голубого неба и теплого, почти терракотового окна» (оператор В. Алисов) На  картине –  зеркало, старое, выеденное, с коростами амальгамы. Ощущение, что ты   пересекаешь пространство  и входишь в иную среду. Органика почти божественного перехода,   триединство Возрождения, мистического реализма и духовного мистицизма на полотне Двигубского – поистине великое  зрелище!

«Богов нельзя трогать..»

 «Москва. Мастерская  в Воротниковском переулке. режиссер  Андрей Тарковский, оператор Георгий Рерберг и Коля пытаются найти  «ключ»  к  одной из сцен «Зеркала».  Весна. За окном – поле. Как снимать? Придумать не могут. И вдруг,  у Коли  – озарение: «Картошка цветет!».  Все облегченно вздыхают.  Нам дали квартиру рядом с метро «Аэропорт», Коля предложил стены выкрасить белой  краской. «Как белой?» – спрашиваю. «Будет красиво!»» (бывшая жена Н. Аринбасарова). «Белый» – цвет аристократов. Белая одежда всегда освежает, белые цветы кажутся самыми свежими. Такая же «свежесть»  исходила  от  Н. Двигубского.  Все  время, пока художник жил и работал в России, на него  смотрели с широко открытыми глазами. Конечно, он поражал.  «Абстракционисты» во вторую волну эмиграции  вырвались из советской  России в свободную Францию (С. Шаршун, А. Ланской, С. Поляков, Николя де Сталь), и там  создали  великолепные образцы абстрактной живописи.  А  Двигубскому судьба посылает «обратный ход». Он едет за «железный занавес». «Практически, у него не было персональных выставок при абсолютной возможности их иметь и быть успешным коммерческим художником.» (Е. Кончаловский).  Конечно, ему завидовали – непрактичному, не выбивающему награды, премии и, уж тем более, звания.

Двигубский нелегко сходился с людьми. Многие пытались взять  интервью,  но художник  к себе никого не допускал. А один раз жене Н.Аринбасаровой  фразу бросил: «Богов нельзя трогать!» А какой талант не сознает, что его  цена выше? Но  Двигубский не был ни приспособленцем, ни борцом. Поэтому  талант свой, как и личную свободу,  прятал в кокон,  свив вокруг защитный слой, куда в конце концов – погрузился сам! «Окна  на половину на улицу торчали. Обычно, мастерские художников на верхних этажах, чтобы естественный  свет бил. А он писал всю жизнь при  мощном электричестве,  выбивало все пробки.» (Е. Кончаловский) Художественная  мастерская  находилась в полуподвале, в метре под землей. Пусть малая, но – свобода! Плен, но вольный! Там разряжался,  вдыхая вместе с запахом красок бессмертный эликсир, поддерживающий  жизнь. И все же странно:  столько сделать в  кино и остаться для большинства  советских зрителей  почти безымянным героем! Ну и пусть, зато – самим собой, даже на сломах эпох. «Богов нельзя трогать» – сказано про себя, но  это не звездная болезнь, не кокетство и уж тем более не чванство, а формула жизни художника на  земле, простая и вместе с тем сложная  «заповедь».

Воля или плен?

Конец 1970-х.  Н. Двигубский был, как всякий иностранец,  невыездным. А жена –  актриса Наталья  Аринбасарова разъезжала по Союзу и загранице. Понимая, что  муж заскучал, предложила  съездить к родному брату в Соединенные Штаты. И, как признается,  сама подтолкнула мужа к разрыву с семьей и страной. И деньги подвернулись, приличный гонорар за очередной фильм. Свобода, на какое-то время,  вновь  обрела масштаб вольницы..  Конечно, вернулся из  поездки –  другой человек, а может, прежний, тот самый двадцатилетний красавец, «француз»  Коля (Николя)?!.  И он  заскучал. Невероятная тоска, как заноза,  засела в душу. Потом еще одна поездка к брату, снова на отпущенный гонорар. И Н.Двигубский  заболел той  половиной мира, которую  потерял когда-то. Сначала  звал  – Наташу – уехать вместе, мучился, начались ссоры и они расстались. А когда в  жизнь ворвалась  Франсуаза –  уехал из России навсегда.

1980 год. Н. Двигубский снова во Франции! Работает на прославленных сценах :  с А. Тарковским они создают оперу «Борис Годунов»  в  «Ковент-Гардене»  (позже  ее перенес на сцену Мариинского театре в Санкт-Петербурге В. Гергиев), с А. Кончаловским  ставят  «Евгения Онегина» в  «Ла Скала». С известным польским кинорежиссером А.Жулавски  создает фильм «Борис Годунов». В Париже  проходят персональные выставки Н. Двигубского. Казалось бы – реабилитирован судьбой! Снова свобода и воля! Но они  уже не нужны. Душа  требует уединения, и   Н. Двигубский  переезжает с женой Франсуазой Экюре в Нормандию, в старинный замок. Но там нет – единомышленников,  блестящих собеседников и того круга общения, к которому  художник привык  в России. И он  погружается в свой собственный мир, пишет огромные картины, ничего не продает.  На   полотнах рождается «земной космос», сотканный из женского чрева, руки младенца и тайны бытия.  Быть может – это  его «причал»?

«В трудный период жизни в Нормандии,  Коле предлагали  снова писать натюрморты, он жаловался, негодовал: «Никто  художнику не может приказать, что делать, он выбирает сам!»» ( брат Мишель). К концу жизни Двигубский  превращается в аскета, формирует на холстах  только ему доступный мир, и  сам,  как на полотнах своих, сворачивается в «кокон».  Быть может, чтобы вернуться в первозданное чрево? Стать младенцем новой свободной жизни? В финале,  так было  проще ему. Ведь  на протяжении отпущенного земного круга, радиус – сжимался,  территория свободы таяла, а вместе с ней убывала жизнь. «Талант дается как благословение и как «проклятие». Художник иногда совершает такие поступки,  что  сам себя уничтожает,  словно ему необходимо страдание, провоцирует судьбу. Считаю –  лучшие картины папа  написал в последние годы жизни. Его  мечтой было устроить  персональную выставку. Ведь он ничего не продавал, складывал, видимо, ждал. Выставку я  обязательно  организую».

В финале своего пути Н. Двигубский  пережил страшную болезнь, о которой, кроме близких,  никто не знал, попал в автокатастрофу, но остался жив.  А когда повредил правую руку (порвал связки), понял – скоро не сможет писать! Тогда совсем  замкнулся, ушел в себя. Его единственная дочь – Екатерина Двигубская –  приехала к отцу  в Нормандию отметить свой день рождения 14 октября, а 24 октября 2008 года Н. Двигубский  застрелился. В день похорон Катя была растеряна и подушила  тело отца  духами «Ветивер» (Vetiver)  марки «Герлен», которым Н.Двигубский никогда не изменял. «Колей пахнет!» – произнесла  жена Франсуаза, не понимая, не веря в случившееся.

Во Франции художнику  дышалось свободно, в России – тяжело, но значительно, в Нормандии – спокойно. И все же он  не причалил ни к одному из трех «берегов». Зато стал пленником собственного «острова» – свободного и прекрасного, который сам когда-то нарисовал! Сначала его открыли люди, стали  навещать. Одни предлагали – любовь, он пресыщался. Другие – дружбу, он не терпел предательства. Третьи – заявляли свои права, пытались завоевать. Но случилось непредвиденное: остров стремительно стал погружаться в воду. Тогда он закрыл доступ на материк. Все спаслись, кроме хозяина острова. Вода все подступала и подступала, а он все стоял и стоял. Бог разверз даже небо, предупреждая, вода обрушилась сверху. Но Н. Двигубский был неумолим! Он погибал один на один со своей свободой. Верное служение ей – стало роковым, смерть молниеносной. Выстрел – точным!

Почему художник Н. Двигубский  оказался в плену,  жертвой самого себя? Возможно, трагической ошибкой стала невозможность соотнести масштаб личности, большой талант с обстоятельствами жизни, которые выше нас? Великое счастье – подчиниться судьбе, ведь не мы делаем выбор,  за нас голосуют сверху! Тогда то, что отпущено, – сумеет реализоваться. Амортизация – минимальна, погрешности – незначительны, а радость велика от того, что просто живешь и принимаешь  размер отпущенного «земного рая» с благодарностью, хоть масштабы его не велики и не  соответствуют   заложенному  в тебе  потенциалу. Но эта мера не для художника Николая Двигубского. Не  его выбор, не его путь! Впрочем, «Богов нельзя трогать…»

Автор статьи – Е. Б. Кириллова. Журнал «Свой», № 1, 2010 год.

Это первая большая статья, биографическое исследование жизни и творчества Н. Двигубского. Просьба без разрешения Автора не использовать фрагменты статьи. Права защищены.