Как поправить непоправимое

Пятерка отважных деятелей кино во главе с Никитой Михалковым обратилась к Дмитрию Медведеву с просьбой «дать поручение о внесении поправки, предусматривающей возможность выдачи прокатного удостоверения с возрастным ограничением «18+» для фильмов, которые в целях реализации художественного замысла могут содержать нецензурные выражения».

В министерстве культуры милостиво обещали рассмотреть предложение, но главный инициатор «закона о мате», председатель совета по культуре Государственной думы Станислав Говорухин остался непреклонен несмотря на свой преклонный возраст.

В этой затее первым делом обращает на себя внимание путаница инстанций. Закон принимала Дума, подписывал президент. Правительство и Минкульт — исполнительная власть, не имеющая права поправлять законы, а обязанная следить за их выполнением. Ну да ладно, люди творческие, правил не знают, ошиблись адресом, как Ванька Жуков — с кем не бывает. Но Минкульт-то чего встрепенулся? А потому и встрепенулся, что под руководством Владимира Мединского уже несколько лет принимает подзаконные акты, ограничивающие свободу — нет, не подумайте плохого, не художественного творчества, а всего лишь распространения продуктов оного. Первым делом предоставил себе возможность невыдачи прокатных удостоверений по содержательным причинам и запретил прокатывать фильм Майи Милош «Клип», затем образовал теневые «экспертные» советы — военно-исторический и социально-психологический, призванные на корню пресекать попытки снимать кино, затрагивающее острые общественно-исторические вопросы, а в ноябре минувшего года сделал официальную заявку на роль главного цензора, подготовив законопроект, предусматривающий отказ в прокате фильмам, «порочащим российскую культуру» и несущим «угрозу национальному единству». Подготовил, прислушался к возмущенному гулу и отозвал, чтобы в другой раз выдвинуть нечто в том же роде — авось проскочит. Тактика-с.

Вот и сейчас: прочел «письмо пяти» и сделал вид, будто готов отступить, согласившись с возможностью разрешить прокат фильмов, герои которых используют матерные выражения — установочного списка которых, кстати, до сих пор нет. Наверно, языковеды все еще не могут решить, является ли выражение «ядрена мать» матерщиной или всего лишь говорит о наличии у бабушки дедушкиных половых признаков. Да почему бы и не разрешить, если отважная пятерка сама же и оговорила возможность усекновения нецензурной брани, написав, что она должна использоваться не просто так, а «в целях реализации художественного замысла». Если же в целях подрыва национального единства и порчи генетического кода великого и могучего русского языка — ни-ни. А решать, в благих ли целях побуждают героев изъясняться благим матом, будет сам Минкульт, которому ничего не стоит создать для решения этой сложной задачи еще и матерный совет. И тогда вместо грубого «…твою мать!» в новом фильме Костомарова и Расторгуева мы услышим: «Имел честь состоять в интимных отношениях с вашей почтенной матушкой». Как тут не вспомнить ответ Виталия Манского на вопрос интервьюера, поинтересовавшегося у известного документалиста, можно ли снимать без мата фильмы о людях, которым мат роднее родной матери: «Снимать фильмы без мата можно, смотреть без мата — нельзя!».

Проблема не в поправках к закону. Пословица «горбатого могила исправит» неполиткоректна, но верна. Закон о мате нельзя отремонтировать, его следует отменить как антиконституционный и неправовой, и весьма желательно, чтобы это сделал Конституционный суд. Иначе завтра Государственная Дума составит список книг и фильмов, распространение, чтение и просмотр которых будут наказуемы. Желание любой власти ограничивать права граждан неистребимо, ибо лишь это позволяет ей чувствовать себя стоящей над ними, и ему необходимо противостоять всеми законными средствами. Единственные допустимые ограничения доступа к художественным произведениям — возрастные: они преодолеваются самим временем. А чувствительных взрослых имеет смысл предупреждать, что употребляемые в фильме речевые обороты могут оскорбить их чувства. Конечно, это мало кого убережет — ведь те же взрослые испытывают объяснимое только психоанализом желание оскорбляться одними слухами о появлении того, что может оскорбить их чувства, но с этим ничего не поделаешь. Что же касается обсценной лексики, то она ограничивает себя сама, поскольку пересоленные матом блюда малосъедобны, а повара, как правило, заинтересованы в том, чтобы их отведало максимально большое количество потребителей. Кроме депутата Говорухина, конечно.