Шварцману сегодня — 95! Между тем, многие его ученики, в том числе и Юрий Норштейн, именуют патриарха мультипликации «Леликом». Седого господина со шкиперской бородкой это нисколько не смущает.
«Он — все для меня! И Учитель, и Мастер, и Маэстро, и подмастерье, и творец — всё!»
Юрий Норштейн — о Леониде Шварцмане
Если собрать в одной комнате персонажей Шварцмана: одинокое Чудище и купца Степана Емельяновича из «Аленького цветочка», Раджу из «Золотой антилопы», Оле Лукойе и Снежную Королеву, дядю Степу и Котенка по имени Гав, девочку и ее вязаного щенка из «Варежки», Удава, Слоненка и всех условных 38 попугаев, многодетную мамашу обезьяну со своей гирляндой малышей, ну и, конечно, Крокодила Гену с его пионерским товарищем Чебурашкой… у комнаты раздвинутся стены. Как утверждает гуру мировой анимации Хая Миядзаки, «вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека». Миядзаки, между прочим, признается, что вознамерился посвятить себя анимации после просмотра «Снежной королевы»: «Как здорово, — сказал он себе, — что у меня есть шанс создать нечто подобное!»
— Леонид Аронович, а вашу анимационную судьбу, помнится, определил диснеевский «Бэмби»?
— Мы смотрели фильм в кинотеатре на площади Маяковского, яблоку негде упасть. Представьте, весь зал медленно сползает от смеха со стульев (смотрите «Бэмби» 1942 года на YouTube — Ред.). Для меня «Бэмби» и еще, пожалуй, «Книга джунглей» — самые привлекательные фильмы. Может быть, оттого, что я люблю животных? Даже «Белоснежку» люблю меньше. Но действительно, после «Бэмби» я поступал во ВГИК на отделение мультипликации, а не игрового кино.
Сам Шварцман и есть история отечественной мультипликации. В 1948-ом переступил порог студии и очутился в Золотом веке «Союзмультфильма». Он принимал участие в создании эпохального «Феди Зайцева» сестер Брумберг по сценарию Эрдмана и Вольпина (нарисованный на стене человечек стал эмблемой «Союзмультфильма»).
— Попав на студию, я был сражен обилием талантливых рисовальщиков. Козлов, Давыдов, Федоров… И абсолютный гений Дежкин («Необыкновенный матч», «Шайбу! Шайбу»), про которого говорили, что у него рисунок льется из пальцев. Я ходил с распахнутыми глазами, смотрел на чудо рождения живых рисунков и фильмов без срока давности.
А какая там была богемная веселая атмосфера! Как же дурачилось и хулиганило это созвездие выдающихся художников и подмастерьев. Они были талантливы во всем. В работе, в праздниках, карнавалах, розыгрышах. Причем чемпионом был Качанов, снявший «Варежку» и «Крокодила Гену». Помнится, Лева Мильчин, художник необыкновенного дарования («Конек-Горбунок», «Заколдованный мальчик»), ходил в галошах… Он аккуратно ставил свои всегда немытые галоши под вешалку. Однажды собрался домой, а галош нет… Качанов отмыл их до блеска. Несколько дней Мильчин ходил по студии, во всех комнатах искал свои грязные калоши, переступая через сверкающую пару…
А к какому-то фильму, кажется к «Заколдованному мальчику», Мильчин долго рисовал огромную пейзажную панораму. И вот наши заговорщики из целлулоида вырезали большую черную кляксу. Водрузили ее на готовую панораму рядом еще пустой пузырек из-под туши для натуральности перевернули. Входит Мильчин, видит кляксу, теряет дар речи. Тогда кляксу с панорамы буквально сдули. Но это не финал. Художник Евгений Мигунов («Песенка радости», «Когда зажигаются елки») взял и скопировал ту же самую панораму. И залил ее тушью. Входит Мильчин, вновь видит кляксу и морщится: «Старые шуточки!» Пытается сбить кляксу щелчком — брызги туши разлетаются во все стороны. Он снова чуть не падает в обморок.
А во время карнавалов мы развешивали огромные панно по стенам, где персонажами были чуть ли не все сотрудники студии. Эта энергия радости, творчества, бражничества, азарта перетекала и в кино. А сколько пар образовалось на студии! Вот и мы с моей Татьяной, которая работала у нас художником-фазовщиком, поженились, с тех пор вместе.
— На студию той поры захаживали Шварц, Катаев и Олеша, Эрдман и Вольпин, Кассиль и Сутеев.
— Да, Эрдман с Вольпиным приходили к сестрам Брумберг. А когда они делали «Девочку в цирке» по сценарии Олеши, я познакомился и с Юрием Карловичем.
Шварцман рассказывает об Олеше, словно с карандашом в руке: «Небольшого роста, коренастый, весь встрепанный, как воробей». Потом он описывает потомственного интеллигента Михаила Вольпина. Вспоминает, как они уезжали в Болшево: доводили сценарий фильма «Ключ» и до полуночи играли на бильярде. Как Вольпин чувствовал анимацию, как вместе создавали персонажей. Но и сам Шварцман с его шкиперской бородкой — чистый мультперсонаж.
— Однажды я сильно заболел, провалялся в постели почти месяц. Зарос ужасно, и потом перед зеркалом стал себя «фигурно» подстригать. Знаете, почему такую бороду рыбаки отпускали? Она защищала от брызг, соли, да и бриться в море сложно. А можно взглянуть в зеркало, представить себе, что ты — в открытом море.
Мало кто знает, что Шварцман — левша. Правда, в третьем классе учительница велела взять ручку в правую руку. С тех пор он пишет правой, а рисует исключительной левой. Говорит, что компания левшей — вместе с Леонардо и Рафаэлем, собралась отменная. Переходим к самой интересной теме — прообразов его знаменитых персонажей. К примеру, в «Аленьком цветочке» ученик Мейерхольда Николай Боголюбов «сыграл» купца, а Михаил Астангов с его завораживающим голосом преобразился в Чудище с горячем сердцем (техника «эклер» предполагает первоначальную съемку актера, которого потом преображают в мультперсонажа).
— Вспоминаю, как Астангов с этим огромным горбом играл с Атамановым в шахматы. Зрелище, скажу вам, не для слабонервных. В «Снежной королеве» уже было меньше «эклера» — Кая и Герду мы полностью сочинили. Образ пухлого Оле Лукойе — отчасти дань гномов Диснея, ну и еще что-то от облика самого Льва Атаманова. Спустя время я нарисовал большой шарж, где изобразил Леву в виде сказочника Оле Лукойе, они действительно похожи. А одушевлял Оле Лукойе Федор Хитрук. По-моему, удивительного волшебства и юмора получился характер.
— А когда вы представляли себе образ самой Снежной королевы, вы не думали о великолепии звезд кино, вроде Кетрин Хепберн или Риты Хейворт?
— Нет, ключом стало слово «ледяная», то есть красавица, вытесанная изо льда. Долго искал ее лицо… Помогла расцветка. Она у нас зеленовато-голубая, холодных тонов.
— Больше всего люблю ваших героев из «Варежки», которую вы делали с режиссером Романом Качановым — по-моему, лучший фильм той эпохи. Вашей «Варежкой» и сегодня можно прогревать дома, из которых исчезает тепло, сочувствие, дружелюбие. Кого осенила идея сыграть на портретном сходстве собак и их хозяев?
— Сейчас трудно сказать, мы много общались с Качановым. Ну это же сходство и в жизни случается — вот я и делал персонажей близко к обликам их псов. А в суровом боксере с медалями, главном судье соревнований все сразу признали самого Качанова. Вы помните Качанова?
— Конечно, рубленое лицо, несколько выдвинут подборок, монументальность, мохнатые брови… Все, как в кино. А он не обиделся?
— Напротив, был страшно горд. Он же умный, ироничный, талантливый… Настоящий мультипликатор.
— Замечу, что все ваши, условно говоря, звери — Слоненок и Удав, собаки из «Варежки», Олень из «Снежной королевы», обезьянки и их безумная мамаша из большого цикла фильмов — антропоморфны. Я бы сказала, они даже больше люди, чем некоторые из «человеческих» мультперсонажей многих нынешних мультфильмов.
— Спасибо. Не помню, говорил вам или нет… Когда я ищу персонаж — не важно человек, предмет, животное — я долго-долго рисую. И если мне он начинает кого-то смутно напоминать, значит, я на верном пути.
— Как нелепая, очкастая Мама из «Варежки», которая оказалась копией известного мультипликатора Тамары Полетики, жены Льва Мильчина.
— Я ее и имел в виду. Удивительно, она не только внешне, но и по характеру напоминает Тамару. Такая же рассеянная, вечно занятая, с книжкой….
— А голубой Слоненок из «38 попугаев»?
— Это добрый малый. Очкарик. В какой-то степени ребенок. Но смышленый. А Удав — воплощение философичности и поэтичности. С ним я долго бился. Терпеть не могу змей, даже в книжке. А приходилось ходить в зоопарк рисовать удавов. Представляете, какое испытание. Очень неприятно. Поэтому не получалось. Но как-то я догадался вытянуть ему морду, сделать непротивный нос, насыпать немножко веснушек, бровки домиком… и он мне пришелся по душе.
— И сразу попали в его характеристику: «Странно, что Удав не отзывается, ведь он такой отзывчивый!» Как-то вы рассказывали, что Юрий Норштейн, работавший мультипликатором на фильме, дал ценный совет для Удава.
— Точно. Он в первых же сценах придумал выразительный жест, который потом активно использовали: Удав хвостом подпирает голову. Как настоящий мыслитель. И с Попугаем тоже Юра помог. Вначале я делал его с длинным хвостом. Юра говорит: «Неповоротлив он с таким хвостом. Хвост надо убирать». Тут сразу скандал — куклы же дорогие. Наш директор Иосиф Боярский жутко возмущался. В конце концов, хвост ликвидировали. Попугай стал ходить на двух ножках. А еще не без помощи Юры и других мультипликаторов у нашего Попугая появилась жестикуляция, напоминающая резкие жесты Владимира Ильича, выступающего с трибуны. Ну мы так и оставили.
— Еще и Всеволод Ларионов, озвучивший Попугая-демагога, ленинские интонации усилил. Могли бы плохо такие шутки закончиться.
— Тогда были уже другие, менее опасные времена, да и мы вслух нашего Попугая не разоблачали.
— Где вы искали «модели» для ваших героев: в цирке, в метро, в лифте?
— Я не расставался с блокнотом, рисовал повсюду: в метро, в автобусе. Во дворе детишек перерисовал всех. Делал наброски в зоопарке. На студии, в отпуске. Это была моя «запасная скамья». До сих пор много набросков сохранились.
— А в какой момент вы поняли, что Чебурашка получился?
— С Чебурашкой было настоящее мученье. Вначале я его рисовал с обычными ушками на макушке. Постепенно уши начали расти и сползать вниз. Глаза сразу стал делать, как написано в книге у Успенского: «Глаза у него были большие и желтые, как у филина». Я их округлил, как у маленького удивленного ребенка. У него еще и коротенькие ножки были… Мультипликаторам очень мешали эти ножки. Пришлось их убрать. Остались только ступни. Тогда это было необычно. Даже Винни-Пух, сделанный чуть позже, так же примерно сконструирован. А Крокодил Гена получился быстро. Его описания были выразительны: «Крокодил Гена работал в зоопарке Крокодилом и когда кончался рабочий день, надевал пиджак, шляпу, брал трубку в зубы и уходил домой». Так что почти сразу я увидел образ джентльмена с бабочкой и белой манишкой. Сочиняя зловредную старуху, я шел от слова «шапокляк» — складной цилиндр. Это и было толчком. Сразу возникла дамочка из 19 века: черное строгое платье, жабо, кружева, лодочки, шляпа-блин на голове, ехидные глазки, длинный нос, который она сует куда надо и не надо. А седые волосы и пучок я позаимствовал у тещи.
«Крокодил Гена и Чебурашка» на японском
— Ваши персонажи похожи на мягких плюшевых игрушек
— Чтобы ребенку хотелось взять такую куклу в руки. К тому же, мы обтягивали наших кукол мягким материалом, из которого делали ползунки для грудничков.
— Но звездой мирового уровня стал именно Чебурашка, а не кто-либо другой из вашей обширной труппы.
— Знаете, как Чебурашка попал в Японию? Я поехал в Нью-Йорк получать Хрустальную звезду «Голливуд—детям». Моим переводчиком был актер Олег Видов. Мы подружились. Перед отъездом я ему подарил копию Чебурашки, сделанную мастерами нашего кукольного объединения. Когда он приехал в Токио с советскими фильмами, которые он прокатывал, захватил эту куклу. С того времени Чебурашка покатился по экранам и США, и Японии, где стал культовым персонажем. Причем мне объяснили, что в Японии наш ушастый «зверь неизвестной породы» полюбился не только детям, но женщинам. Они видят в нем маленького ласкового ребенка, называют Чеби. Режиссер Накамуро сделал несколько сиквелов фильма. Когда Накамуро приехал в Москву, они меня пригласили на показ. Вначале зачем-то показали наш фильм «Крокодил Гена», а потом свои фильмы с нашими главными персонажами. Тут и выяснилось, что «вроде бы наш фильм», на самом деле, тоже был снят ими. Понимаете, они сделали куклы, и точно повторили качановскую картину — это был их учебный полигон. Представляете, какая колоссальная работа! Но они так вникли в стилистику, язык Качанова, что дальнейшие их фильмы уже не могли «звучать» и «смотреться» чужеродно.
— В ваших «Обезьянках и грабителях», один из разбойников подозрительно похож на Шварцмана…
— Игровики снимают себя в эпизодах, вот и я себя нарисовал. Да вы конечно же, и второго крупногабаритного грабителя узнали! Это шарж на Алексея Смирнова, верзилы из «Операция Ы». В этом фильме он мой партнер.
— А если бы мы с вами устроили условную «оскаровскую» премию Шварцмана, кому бы из ваших персонажей вы дали актерский приз?
— Кому… Ну бесспорно, Чебурашка — один из соискателей. Но он бы «разделил» приз с Геной и Шапокляк. Снежную Королеву не будем обижать… колоритная дама. Еще я бы назвал персонажей из «38 попугаев». Возьмем и Обезьянок моих непременно… И Девочку из «Варежки», разумеется, вместе со всеми собаками…
— «Оскар» превращается в парад-алле! Леонид Аронович, а чем вы сейчас заняты? Как справляетесь с возрастом?
— Ничем вас порадовать не могу. Правда, недавно меня попросила знакомая органистка проиллюстрировать сюиту Сен-Санса «Карнавал зверей». Очень интересное произведение! В Доме музыки мои рисунки проектировались на большой экран. Но вообще трудновато: и глаза подводят, и руки. Вы же знаете, на протяжении многих лет я рисовал новогодние открытки, и дарил их друзьям. Вот в этом году уже не нарисовал… Хотя может персонаж мне не понравился. Это же год Козла… не хочу рисовать…
— Может в следующем нам повезет, будет кто-то посимпатичней?
— Посмотрите-ка, кто там у нас в следующем году?
— Леонид Аронович, вы не поверите, 2016-ый… ваши любимые обезьянки!
— Ого! Ну значит, мне и карты в руки!
