По сюжету лебедевского фильма молодой летчик Алексей Гущин (Данила Козловский) после мытарств с поисками работы – его отовсюду выгоняют за принципиальность и честность – попадает в пару к многоопытному пилоту Леониду Зинченко (Владимир Машков). Правда ли Зинченко великий пилот, нам разгадать не дано, а то, что он хамит подчиненным и семье, сервилен с начальством и не умеет улыбаться – факт. Впрочем, пусть поднимет руку тот, кто вообще когда-нибудь видел улыбающегося Машкова. У Гущина возникает роман с пилотом Александрой Кузьминой (Агне Грудите), которая в основном томно сидит за штурвалом стоящего у терминала самолета, напоминая фотографию красотки за рулем собственного “Порше” на странице “Одноклассников”. Лежа в постели с любимым, но не решаясь, в отличие от Александры Яковлевой в фильме Митты, показать стране грудь, она произносит страстные монологи о сексизме и о своей любви к авиации. Когда она вылезает из постели и идет на работу, ее любовь к авиации становится понятной: летная форма ей очень идет. Да и машина – красный миникупер – заставляет заподозрить приличную зарплату. Сначала сильно злясь на Гущина за инфантилизм, она к концу прозревает и видит в нем истинного героя, на чем ее миссия и заканчивается. А Зинченко с Гущиным летят в далекую страну, где происходит землетрясение, вывозят на двух самолетах пострадавших и в небе совершают немыслимые воздушные подвиги, о которых и рассказывать-то страшно, не то что смотреть.

Расшаркаться перед командой того, “революционного” “Экипажа”, авторы нынешнего не забыли: в эпизоде появляется Александра Яковлева, та самая, что отважилась показать Советскому Союзу грудь. У Лебедева она появляется в маленькой роли начальника-диспетчера аэропорта, произносящего такую знакомую по советскому кинематографу фразу: “Как мы людям в глаза смотреть будем?!” Мелькнет и сам Митта – в роли инструктора-тренера пилотов, заслуженного свадебного генерала. Ну и, конечно, хрестоматийная пара пилотов – друзья-враги, старый-молодой, циник-романтик, Машков-Козловский, в конце фильма, само собой, сливающиеся в запланированном единении и дальше, очевидно, путешествующие по жизни сиамскими близнецами. В фильме Митты (и это последняя параллель со старым “Экипажем”) производственный и личный конфликт разыгрывали обаятельные Георгий Жженов и Леонид Филатов.

Машков и Козловский тоже могли бы стать весьма обаятельной парой, если бы команда сценаристов – Николай Лебедев, Юрий Коротков, Алексей Онищенко, Николай Куликов, Тихон Корнев – не забыли вдохнуть в них жизнь. В “Экипаже” вообще нет жизни как таковой – здесь есть катастрофа, спецэффекты, подвиги, крики, железные летающие машины, объятые пламенем, невероятные выдумки сценаристов по части воздушных приключений. А, как говорил Фирс в “Вишневом саде”, “Человека забыли”. В воздухе все – гиганты, герои, а на земле стараниями авторов превращаются в одноклеточных. Авторов не хватает на такие мелочи, как мирная жизнь. Все ушли на фронт. Поэтому люди на земле здесь заменены ходячими схемами со стопроцентно предсказуемой линией поведения.

Рекламно-глянцевый Гущин становится похож на живого человека, лишь оторвавшись от земли и вымазавшись в саже – на земле он вовсю использует амплуа “хорошего-но-слишком-честного-парня”, которого пока не оценили, но вот-вот оценят. Его напарник Зинченко с навеки застывшим выражением брезгливой скорби на лице, взмыв в небо, станет хоть как-то похож на человека, а тут его амплуа – “местный-мачо-добрый-внутри”. У Зинченко есть сын-оболтус, который демонстративно качает мускулы и презирает взрослых с их лукавой моралью – “мальчик-который-еще-всем-покажет”. Он случайно окажется бок о бок с папой в момент катастрофы, из которой выйдет, разумеется, переродившимся. У Зинченко есть жена, Елена Яковлева – “всем-мамам-мама”, которая с овечьим испугом на лице сносит бесконечное хамство мужа и сына, своей покорностью, вероятно, и цементируя семью. Это первый эшелон персонажей, схематичный. Есть и второй эшелон – тот попросту карикатурный. В этом эшелоне – папа главного героя в исполнении прекрасного Сергея Шакурова, великий авиаконструктор в прошлом, а ныне – истеричный пенсионер, изводящий сына придирками. Папа почему-то ходит за продуктами с авоськой времен очаковских и покоренья Крыма, причем непостижимым образом выходит с полной продуктов авоськой из квартиры. Загадочный старик, что уж там. Есть совсем карикатурный персонаж – акционер авиакомпании, быдло быдлом, первым делом закуривающий сигарету в салоне самолета и, как водится у акционеров, выпускающий дым прямо в лицо сделавшему ему замечание пилоту.

Вся эта “земная” часть, эти схемы и карикатуры выполняют роль технической прокладки между сценами собственно катастроф – того, ради чего потратились такие громадные силы и деньги. Надо сказать, что основная, “небесная” часть фильма на фоне нашей унылой киноиндустрии – действительно прорыв. Деньги освоены честно и даже грамотно – сцены всех кругов ада фееричны, особенно в формате IMAX, все кругом взрывается, горит, кричит и гибнет по всем правилам голливудской индустрии. А история переправы пассажиров с одного самолета на другой в воздухе в спецкорзине даже могла бы быть и менее подробной, учитывая невеселые события последних месяцев, связанные с самолетами. Но авторы так увлекаются собственной брутальностью, что, кажется, даже не особо замечают выпадающих из корзины пассажиров, как не замечают их и не вспоминают их потом и герои фильма.

“Экипаж” похож на воздушный шарик, умело надутый и красиво парящий в воздухе, но быстро скукоживающийся по дороге к земле и падающий уже в виде яркого ошметка – чем ближе действие к земле, тем тусклее. Скажете, дескать, Голливуд что – лучше в этом смысле? Лучше, и во сто крат. Любой фильм-катастрофа – взять хоть тот же “Аэропорт” Джорджа Ситона или “Армагеддон” Майкла Бэя, или “Титаник” Джеймса Кэмерона, или “Послезавтра” Роланда Эммериха, несть им числа – разворачивает свои красивые ужасы на фоне внятных человеческих историй. Не было бы оглушительного успеха “Титаника”, если бы сфера интересов Кэмерона ограничилась постепенной гибелью корабля и мучительной смертью людей. Не получил бы столько номинаций на “Оскара” “Аэропорт”, снятый по роману Артура Хейли, если бы не отлично разыгранные сложные отношения персонажей. Любой стоящий фильм-катастрофа должен иметь опору в мирной жизни. Когда такой опоры нет – фильм может собрать пристойную “кассу” у невзыскательного зрителя, каким и является наш, отечественный, но жирный бокс-офис станет лишь коммерческой радостью местного масштаба, став вехой в истории родного кинопроката, но не став фактом кинематографа.

С этим можно было бы и смириться, если бы не грустный факт: именно такое кино все активнее поддерживает наше невзыскательное государство, выдавая ему субсидии через Фонд кино. И чем активнее оно поддерживает фильмы-аттракционы, тем энергичнее открещивается от кино авторского, то есть от кино как такового, участвуя в фатальной подмене понятий: “аттракцион” и “кино” стали синонимами. Искусство уравнялось с луна-парком.

А зритель, сам того не понимая, оказался как те безымянные и тут же забытые пассажиры, выброшенные по ходу фильма с многокилометровой высоты. Потому что из всего зрителя для нас важнейшим является его кошелек. А за мозги пусть Пушкин отвечает. Зритель наивен и доверчив, его легко обмануть, выдав аттракцион за искусство. Он сам обманываться рад.

Источник.