Из цикла
«10 ключевых фильмов в истории израильского кинематографа» (Режиссер Ури Зохар. «Три дня и мальчик», 1967 г.)

Весь фильм построен как череда картинок, выхваченных из чьей-то жизни. Но камера оказывается внутри не только жизни, но и сознания героя и начинает ворошить его прошлое и анализировать настоящее. И зритель понимает очень быстро, что еще молодой, но достаточно зрелый мужчина по имени Эли постоянно балансирует между любовью и предательством, эгоизмом и самопожертвованием.

Он окончательно запутался в себе, не знает, как ему относиться к окружающим и к тем, кто совсем близко, и кто чуть на расстоянии. Его раздражает то жизненное пространство, внутри которого он ежедневно существует – квадрат захламленной квартиры, лестничный пролет, телефон соседей, как средство общение с внешним миром – и так изо дня в день и больше ничего. Настоящее неинтересно, статично и практически бесчувственно. Эли не любит тех, кто рядом, даже ту девушку, на которой он здесь в этом настоящем, решил жениться, а потому память постоянно одалживает ему на время прошлое, в котором он не обязательно был счастлив, там Эли умел любить и через воспоминания о нем он вырастает в собственных глазах.

Герой живет одновременно в прошлом и настоящем и то, что уже прошло более значительно, чем то, что происходит с ним сейчас. Ему важнее и нужнее жить воспоминаниями, поскольку все, что для него здесь и сейчас не представляет особого интереса – нелюбимая работа, нелюбимая девушка, нелюбимая соседка и все состоит только из одного отрицания. Это отрицание основано еще и на том, что Эли не хочет брать ответственность в этой своей жизни ни за что и ни за кого, ни за слова, ни за поступки. Интересно, что с первых кадров зритель видит как будто бы состоявшегося человека у которого есть все, но на самом деле нет ничего, чтобы приносило ему удовольствие и позволило бы существовать здесь и сейчас. А потому, чтобы понять причину внутреннего надлома своего героя с внешним миром и с теми, кто его окружает, авторы фильма начинают как будто бы с финальной точки отсчета, отправляя зрителя в другое измерение персонажа, и мы вместе с Эли вспоминаем кибуц и первую любовь, прогулки, поцелуи, любовь вторую.

Перед нами оказывается человек с очень неустойчивой жизненной позицией, который мало что хочет и еще меньше может. Картины прошлого это пространственные закономерности сознания героя. Оно не удерживает событийный ряд времени реального, уж слишком он банален, а потому постоянно герой рефлексирует.  Его внутренний монолог выстраивается  длиной во весь фильм настолько мощный и непрекращающийся ни на секунду, что реплики всех остальных персонажей накладываются на него. А потому слышат все друг друга плохо, но еще меньше понимают. Судьба делает совершенно неожиданный поворот и дарит ему простое чудо, к которому Эли не был готов, но именно оно сумело изменить в его жизни все от взгляда до позиции.

Маленький мальчик Шай оказывается на территории его сердца и жизни на три дня. Он сын его девушки, бывшей, но любимой до сих пор. Родители готовятся к поступлению в университет и им некуда его пристроить. Три дня Эли находится в ситуации постижения самого себя, мучительного отказа от эгоизма, принятия человеческих слабостей и пороков. Их отношения строятся довольно странно. Подспудно в мужчине наблюдается раскол его «EgО», ему кажется, что возможно это его ребенок, и он крепко и нежно прижимает мальчика к себе, то как будто пытаясь отомстить всему миру в лице этого ребенка за несостоявшуюся любовь, Эли провоцирует пограничные ситуации между – между жизнью и смертью. Странной представляется сцена игр в прятки на кладбище, после которой мальчик оказывается на проезжей части, а его воспитатель  подбегает к нему только тогда, когда Шай уже практически готов попасть под машину. Или сцена на крыше в бассейне, куда ребенок из любопытства и по неосторожности туда забрался, а Эли опять же наблюдал за ним, держа ситуацию под контролем, но встрепенулся только в тот момент, когда уже была реакция со стороны чужих детей. На самом деле речь идет не о жестокости, таким немыслимым образом Эли изживает из себя равнодушие, поскольку не было бы этих трех дней, то и в финале фильма он не потащил бы на себе приятеля, влюбленного в его девушку, по собственной глупости укушенного змеей. Он оставил бы его умирать и все, и не чувствовал бы никаких угрызений совести.

Получается, что маленький мальчик учит взрослого мужчину человеколюбию в глобальном смысле и любви к самому себе, но в более конкретных формах. Интересный визуальный прием использует режиссер, показывая трансформацию во взаимоотношениях героев. Стоп-кадр знаменует не только переход к новой сюжетной линии этих отношений, но и момент озарения Эли, его более глубокое постижение себя. Несколько коротких историй накладываются друг на друга, они существуют и совершенно отдельно и в тесной взаимосвязи, но каждый сюжет связан с мальчиком. Это проработка какой-либо жизненной ситуации, уже происходившей с главным героем, или той, которая произойдет очень скоро.

Центральным эпизодом, кульминационным моментом оказывается качание на качелях во дворе дома родителей девушки, которую Эли не любит, но собирается на ней жениться. Он превращает милое детское удовольствие практически в пытку, раскачивая ребенка так высоко и настолько интенсивно, что тот на следующий день после таких развлечений заболел. А перед Эли в ритме маятника возникает вереница лиц из прошлого. Казалось бы незначительное событие меняет все. Качели -воспоминания обрывают его связь с прошлым и возвращают в настоящее, в котором герой фильма только к финалу и начинает наконец-то жить. А те странные и непонятные ему существа и сущности, которые неожиданно оказываются в его квартире и в его сознании – колючки, скорпионы, змеи, странная соседка, маленький мальчик, друг его подруги – все и всё являются составляющими элементами его самого.

А сам фильм очень напоминает советскую классику 60-ых годов, неизбежны ассоциации с «Я шагаю по Москве» Г.Данелия в связи с линейным движением на камеру персонажей, и по атмосфере и духу, конечно. Возникает в памяти и «Июльский дождь» М.Хуциева, также герои его погружены в бесконечную саморефлексию и поиск себя настоящих. Через весь фильм проходит музыкальная тема, показывающая изменение внутреннего мира героя, сначала кажется, что она однообразна, потом возникают новые сюжетные линии, и музыка становится полноправным, а иногда и главным действующим лицом, создавая для зрителя такой мощный эмоциональный фон, который позволяет каждому заглянуть внутрь себя. И кроме музыки еще много посторонних звуков, внятных и не очень шумов, создающие фон для естественного потока жизни, который визуально уплотняется настолько, что пространство фильма становится объемным, контурным и очень жизненным. Звуковые эффекты способствуют изменению восприятия и чувствуется городская жара, и ветер в лесу, и запах винограда в кибуце. Зритель ощущает все происходящее в фильме, как происходящее с ним самим.