Первый каннский уикенд — время самых громких и звездных премьер. На главных побывал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Надо обладать некоторым фестивальным стажем, чтобы увидеть в динамике развитие карьеры таких каннских darlings (любимцев), как Нанни Моретти и Гас Ван Сент. Оба, почти ровесники, начинали еще в 1970-х как авторы независимого кино, соответственно итальянского и американского, в следующие два десятилетия вышли в лидеры профессиональных рейтингов, а в начале XXI века каждый уже предстал обладателем Золотой пальмовой ветви. Моретти получил ее в 2001-м за “Комнату сына”, Гас Ван Сент — в 2003-м за “Слона”. Не прошло и пятнадцати лет, как их новые работы опять в конкурсе Каннского фестиваля.
Но что-то в воздухе неуловимо изменилось. Раньше любой фильм Моретти вызывал такой ажиотаж, что на пресс-показ в 8:30 утра приходилось прорываться за полчаса до начала. На сей раз я спокойно прошел в зал почти впритык. Зал, кстати, хорошо реагировал на “Мою мать” — сентиментальную комедию о неизбежной смерти и неизбежно продолжающейся жизни. Умирает старая больная женщина, чтобы скрасить ее уход, все возможное делают любящие дети, сами далеко не юные: одного играет сам Моретти, другую — Маргерита Буй. Ее героиня — кинорежиссер, чей стресс усугубляется съемками фильма на острую социальную тему (тут Моретти пародирует сам себя, перевоплощаясь в женский образ). На съемки приезжает знаменитый американский актер (Джон Туртурро), капризный и своенравный, он хохмит, не может выучить роль и врет, что снимался у Кубрика. Тут бы Моретти дать волю своему сарказму, но он подпускает столько лирики и сантиментов, что в этих потоках тонут остатки интеллектуальной иронии, которая всегда была козырем режиссера. Такой сдачи позиций он не позволял себе в прежние годы, даже в самой мейнстримовской своей картине “Комната сына”. “Моя мать” — ее откровенная реплика и очевидно уступает оригиналу, хотя французские критики, верные старой привязанности к Моретти, и выставили ему высшие оценки. А Каннский фестиваль взял его в конкурс уже не “девственным”, после выхода в итальянский прокат — редко для кого из режиссеров делается такое исключение.
Случай Моретти не криминальный: никто не в состоянии бесконечно плодить шедевры, а “Моя мать” — не шедевр, но фильм благородный и не лишенный художественности. Настоящая беда случилась с другим крупным режиссером — Гасом Ван Сентом: его новую картину “Море деревьев” журналисты дружно освистали, а в кулуарах определили как кино для домохозяек. После недавнего дежурно прогрессивного фильма “Земля обетованная” (с критикой нефтегазовых корпораций и со скучно положительным Мэттом Деймоном) Ван Сент вроде как обратился к более близкой ему теме встречи со смертью. Герой “Моря деревьев” ученый и преподаватель (Мэттью Макконахи) после шоковой гибели жены (Наоми Уоттс) отправляется в Японию, где находит “лучшее место для смерти” — выложенный в интернете Лес самоубийц у подножья горы Фудзи. Там он намеревается покончить с собой при помощи горстки таблеток, но его отвлекает от дела встреча с местным самоубийцей (Кэн Ватанабэ), зависшим между жизнью и смертью. Вдвоем они долго болтаются среди опасных камней и трупов, попадают в чудовищный ливень и срываются в ущелья, доходят до высокой стадии человеческой близости. В конце концов изрядно искалеченный герой оказывается спасен, вылечен и в родном американском доме. Он приобрел опыт японского стоицизма и усомнился в своем атеизме, ибо стал свидетелем присутствия Бога. Он понял, что, только спасая своих ближних, можно спасти себя. В пересказе звучит правильно и даже неплохо, но смотреть это кино пытка, как будто бы Гас Ван Сент внезапно утратил свой выдающийся визуальный талант. Философская драма, вопреки авторским намерениям, оборачивается самопародией. Сцена, в которой главный герой исповедуется перед лицом японского друга в своих прегрешениях, просто смехотворна, а ее слезливость побуждает вспомнить вульгарное выражение, использованное одним журналом в связи с другой японской картиной, что буквально можно перевести как “выдрачивание слезы” (культурнее говоря — вымучивание).
Полным контрастом к предыдущим прозвучал фильм “Кэрол” Тодда Хейнса — первый вызвавший восторг требовательной журналистской аудитории. Лучший на сегодняшний день стилист мирового кино привлек для воссоздания атмосферы Нью-Йорка начала 1950-х годов таких выдающихся мастеров, как оскароносная художница Сэнди Пауэлл, автор костюмов к фильмам Джармена и Скорсезе. Великолепен саундтрек, построенный на мелодиях эпохи и дополненный композитором Картером Беруэллом: он, между прочим, писал музыку к “Бартону Финку” — фильму, который в 1991-м победил в Канне и в конце концов довел братьев Коэн до двойного кресла президента жюри. Работа по конструированию визуальной и звуковой среды в “Кэрол” настолько скрупулезна и при этом вдохновенна, что может служить предметом отдельного исследования.
В основу сюжета положен ранний роман Патрисии Хайсмит “Цена соли”, выпущенный под псевдонимом Клер Морган (только уже став знаменитой, писательница переиздала его под своим именем). Тема для того времени взрывоопасная — страсть, связавшая двух женщин разного социального статуса: одна — скромная продавщица, торгующая в универмаге куклами, вторая — роскошная дама в мехах, роковая блондинка, способная соперничать с Марлен Дитрих и Ритой Хейворт. Она кружит голову продавщице (неожиданная роль Руни Мары) и противостоит предрассудкам своего времени и окружения: суд, инициированный оскорбленным мужем, лишает ее материнских прав. “Кэрол” — песнь запретной любви, лишенная пафоса и сентиментальности, построенная на психологическом саспенсе с налетом нуара. Это чистое кино, волнующее своей магией, и это, наверное, лучшая роль Кейт Бланшетт, единственной современной актрисы, достойной стать в ряд великих классических див.
Каннский уикенд напомнил о киноклассике и своими архивными показами. Пик их тоже пришелся на выходные. Публике представили фильм, посвященный 120-летию открытия кинематографа братьями Люмьер, показали “Леди из Шанхая” Орсона Уэллса, “Марсельезу” Жана Ренуара, “Рокко и его братья” Лукино Висконти. А в секции “Кино на пляже” — под открытым небом на набережной Круазетт — “Ивана Грозного” Сергея Эйзенштейна: видно, долго искали самое пляжное кино.
