— Юрий, как настроение? Раны успели зажить?

— Жизнь продолжается. Хотя когда произошло внезапное, без всяких предупреждений отстранение от съемок, не скрою, было неприятно и больно. Но я быстро справился с потрясением. Может быть, помогло то, что я привык не доверять большим студиям, большим продюсерам. Подсознательно жду от них подвоха. Когда соглашаюсь на наемную работу, это всегда для меня компромисс, потому что, не сочтите за нескромность, мне есть что сказать самому и напрямую от себя. Сейчас я работаю над сценарием фильма «Завод», который, надеюсь, буду снимать на своей, только что созданной студии, и чувствую себя вполне комфортно, занимаюсь тем, что мне кажется правильным и нужным.

— Вы ведь раньше сотрудничали с Бекмамбетовым на фильме «Елки 1914»…

— Строго говоря, на «Елках» с Бекмамбетовым я не сталкивался. Он заочно предложил мою кандидатуру на одну из новелл, я влет согласился, на этом наши взаимоотношения закончились. Производством фильма занимались другие люди. Почему я согласился? После «Майора» Тимур был едва ли не единственным из больших кинематографистов, кто поддержал мой первый большой фильм, даже занялся его прокатом. Я посчитал, что надо его чисто по-человечески отблагодарить. И согласился снять в «Елках» веселую, живую новеллу с медведем. Приглашая меня, на студии честно предупредили, что снимаю я, а монтируют они сами. В результате от моей новеллы в фильме мало что осталось. Не стану скрывать: сегодня я немного стесняюсь этой работы. Все-таки «Елки» — странная, согласитесь, картина в моей судьбе.

— Теперь в вашей фильмографии появится еще одна странная страница: фильм «Время первых», который вы начали, но не закончили…

— Поначалу ничто не предвещало беды. В этот раз меня пригласил на съемки сам Бекмамбетов, он дал мне необходимые вводные. Потом мы в основном общались с Женей Мироновым, который, в сущности, целый год руководил проектом. Тимур в это время занимался своей собственной картиной «Бен-Гур». Когда закончил съемки «Бен-Гура», взял бразды правления в свои руки. И вскоре поменял меня на другого режиссера.

— До вас картиной, насколько я знаю, занимался Сергей Бодров? Почему он ушел с проекта?

— Мне неизвестны все детали, но я знаю, что от него каким-то корректным образом освободились. Это была точно не его инициатива. Решили, так сказать, влить в проект свежую кровь. Когда мне предложили снимать фильм, я был горд, что меня взяли вместо одного из самых крупных современных режиссеров. Но в процессе работы я быстро понял, что съемочная команда не пришла к общему знаменателю даже в том, что касалось тематики, жанра картины. Существовало два варианта сценария, очень разных, но в обоих не было ясности про что, строго говоря, кино. Не хватало ощущения исключительности материала. Согласившись снимать фильм, я с помощью Жени, можно сказать, навязал Тимуру формат эпической драмы. С большим хронометражем. С развернутой предполетной частью. С серьезным конфликтом между Леоновым и его напарником Беляевым.

Видимо, Тимур изначально сомневался в такой концепции, но, занимаясь «Бен-Гуром», решил отпустить ситуацию и посмотреть, что у меня в итоге получится. Когда увидел отснятый мною материал, он его не устроил. Думаю, Тимуру стало ясно, что получается не такой фильм, который можно хорошо продать. Ситуацию вдобавок осложнил провал в прокате картины «Он — дракон», которая снималась под пристальным вниманием Тимура и на которую он, что называется, поставил. Думаю, это косвенно повлияло и на мою судьбу. В итоге вместо меня пригласили Диму Киселева, а он верный ученик Тимура, его последователь, умеет снимать экшен. Думаю, у них в итоге получится экшен-история, замешанная на космических перипетиях. А что будет с персонажами, с характерами героев, я не знаю. Не исключено, многое уйдет под нож.

— Ваше имя останетесь в титрах?

— Мне предложили посмотреть конечный результат и принять решение по этому поводу. С одной стороны, это благородно, этакий реверанс в мою сторону. С другой стороны, мне в этой ситуации не очень комфортно. То есть, я могу в случае удачи примкнуть к проекту, не будучи, по сути, к этой самой удаче причастным. Это с моей стороны было бы не честно. Поэтому я принял решение остаться соавтором сценария, в который вложил много сил. В сущности, нет ничего удивительного в том, что сценарист писал один текст, а фильм получился другой. Это бывает сплошь и рядом. А вот что касается предложения стать сорежиссером, то я сильно подумаю. Я человек амбициозный, и приписать себе картину о Леонове, о покорении космоса, но сделанную не так, как мне виделось, — для меня такая ситуация выглядит сомнительной. Поэтому в режиссерах фильма я, скорее всего, не останусь.

— На какой стадии находится замысел фильма «Завод», о котором вы упомянули?

— Сценарий практически готов, осталось дописать страниц 20. У меня четкий поэпизодный план, я знаю, как будет развиваться действие, что произойдет с героями. Так что места для слепого творческого наития не осталось. В ближайший месяц надеюсь закончить сценарий. Дальше могу начинать плотную работу над фильмом: подавать заявку в министерство культуры, искать инвесторов.

— Картина будет остросоциальной?

— Как минимум. Надеюсь, по проблематике это будет крупнее того, что я делал раньше. Так ведь и проблему предстоит поднять глобальную. Из-за нефтяной иглы, на которую подсела страна, за последние десятилетия оказался практически разрушенным реальный сектор нашей экономики. Заводы повсеместно закрываются, рушатся как доминошки. Я сам родом из провинции, знаю об этом не понаслышке. Такой острой ситуации не было даже в 1991 году. Тогда мощности были еще относительно свежие, не было такой изношенности, такого отсутствия заинтересованности со стороны власти, бизнеса. Мне могут возразить, что поднимаются предприятия ВПК. Да, но это не смягчает общую тревожную ситуацию. Так что «Завод» будет остросоциальным, проблемным и, надеюсь, резонансным фильмом. Нужно хоть что-то противопоставить этим разрушительным процессам. Не дожидаясь, пока на фоне массовой безработицы разгуляется пугачевщина.

— Будете снимать у себя на родине, в Рязанской области?

— Традицию придется нарушить. Во-первых, не пустят. Если честно, никто на моей малой родине не рад, что я снял там фильм «Майор». Картину «Дурак» я снимал уже не в родных местах, а в Туле, но все равно черпал материал из тех мест, где родился и вырос. И конечно, все узнавали знакомые архетипы. Так что на родине стараюсь появляться незаметно. Приезжаю к родителям, посторонним на глаза лишний раз не попадаюсь. Как ни странно, мною в нашем маленьком городке не очень гордятся. Все знают, что я режиссер Юрий Быков, но преобладает общее недоумение, зачем я выношу сор из нашей тихой провинциальной избы. Так что придется снимать в другом месте, но это как раз не проблема. Брошенных, остановленных заводов, к сожалению, в России хватает.

— Еще я знаю, что вы хотите снимать фильм о Донбассе. Не боитесь стать нерукопожатным для либеральной интеллигенции?

— Боюсь. Я уже отказывался от этой картины один раз. Начал писать сценарий, а потом понял, что не знаю всех обстоятельств, что надо более основательно изучить материал. А эмоциональным импульсом для работы послужили репортажи из Донбасса и Луганска, трагические события в Одессе. Я пропускал мимо ушей комментарии, я просто смотрел на телевизионный экран, на визуальный ряд. А там — наглядные примеры зла: кровь, трупы, руины, сотни тысяч беженцев. Как ни крути, а люди в большом количестве умирают из-за того, что не согласны с результатами майдана. Хотя я хорошо понимаю и тех, кто вышел на майдан. Я представляю, сколько они нахлебались от Януковича. Но мне, как человеку, который ассоциирует себя с русским миром, обидно, что один из лозунгов нынешней борьбы Украины с Донбассом — это изгнание русскости с этой территории. Вычленение русского языка из обихода в Донецкой и Луганской областях, да и в некоторых других частях Украины, как чего-то вражеского и ненавистного.

Но мне бы не хотелось делать злободневную политическую картину. Проблемы во взаимоотношениях Украины и России коренятся не только в событиях последних лет. Взаимные претензии копились давно — в советские времена и даже раньше. А рвануло только сейчас. Поэтому я хочу сделать фильм о том, как накапливались, сгущались эти разногласия. И попытаюсь понять, почему разрыв между нашими странами стал вообще возможен. И что можно сделать, чтобы вернуть наши народы к добрососедским отношениям. Если вообще еще можно что-то сделать.

Знаю, в этой истории нет однозначной правды как с той, так и с другой стороны. И потому все боятся трогать эту взрывоопасную тему. Но ведь кто-то должен посмотреть на вещи широко, объемно. Поэтому в скором времени сам поеду на Донбасс, буду общаться с людьми и попытаюсь понять, что же там произошло на самом деле. И постараюсь быть максимально объективным в оценке этой очень непростой ситуации.

— Пытаюсь понять в ходе разговора, кто вы по своей идеологической ориентации: «патриот», «либерал», «почвенник»?

— Я социалист. У меня много претензий к тому строю, который был создан в СССР. Сталинский тоталитаризм, брежневский застой — это ужасно. Но при этом я по своим взглядам левый, левак. Для меня судьбы простых людей важнее и дороже, чем судьбы буржуазии, олигархии. Я человек неприхотливый в своих потребностях и не жадный. И мне непонятно, как можно наживаться на несчастье, на бедности других людей.

С другой стороны, у меня есть претензии и к либеральной интеллигенции. Не ко всей, а к той ее части, которая ведет себя вызывающе гламурно. Либералы старого закала, люди, которые мыслят в одном направлении с Солженицыным, да и с кем угодно из старой диссидентской гвардии, меня устраивают. А не устраивает гламурная, прозападно ориентированная молодежь, которая готова хоть завтра продать свои корни и наши общие ценности ради того, чтобы выторговать себе зону жизненного комфорта.

Люди-дауншифтеры меня раздражают. Уверен: без корней, без своего культурного пространства, даже если это пространство несовершенно, человека не существует. Все самые великие люди нашей страны жили, творили, писали не в самых комфортных условиях. Но они оставались патриотами. Да, это слово загажено в последнее время. Есть огромное количество так называемых патриотов, которых я на дух не переношу. Но я, тем не менее, считаю себя патриотом. Поскольку мне не безразлична судьба России.

Источник.