Российский участник Берлинале Михаил Местецкий — о своем фильме «Тряпичный союз» и о том, как превратить жизнь в искусство

На Берлинском кинофестивале успешно прошла премьера хулиганской комедии «Тряпичный союз» Михаила Местецкого в рамках конкурса Generation 14plus. Это одна из самых интересных программ Берлинале, куда каждый год отбирают лучшие фильмы о поисках себя, самоидентификации и протеста против закостеневших правил. Канадский кинокритик Тодд Браун (Twitch) уже написал, что своим фильмом российский режиссер «внес немного жизни в устоявшийся жанр истории взросления».

Жизнь скромного подростка Вани (Василий Буткевич) резко меняется после знакомства с тремя совершенно безбашенными парнями (Александр Паль, Павел Чинарев, Иван Янковский), именующими себя «Тряпичный союз». Спортсмены, интеллектуалы, мечтатели — они уверены, что могут изменить мир и даже знают как. Ваня очарован новыми людьми и идет в ученики — в обмен обновленный «Союз» поселяется на Ваниной даче в Подмосковье и приступает к интенсивным тренировкам. Идиллию нарушает соседская девушка Саша (Анастасия Пронина), которая имеет свои планы в отношении мира и ребят.

За плечами Михаила Местецкого уже есть несколько успешных короткометражек (прежде всего «Незначительные подробности случайного эпизода» и «Ноги-атавизм»), а также «Золотой орел» за сценарий к «Легенде № 17». «Тряпичный союз» — его полнометражный дебют. 3 марта фильм уже можно будет посмотреть в кинотеатрах.

Корреспондент «Известий» поговорил с режиссером о сложностях первого фильма, современном искусстве и о том, как превратить жизнь в арт-проект.

— Я читал где-то, что вы сами сравнили «Тряпичный союз» одновременно с «Бойцовским клубом» и «Шапито-шоу». Как вы нашли точку пересечения?

— Нет-нет, я говорил скорее об своих ориентирах, о дорогих мне фильмах, с которыми было бы приятно иметь что-то общее. Но в тот же ряд я готов поставить еще десяток-другой замечательных картин.

— Хорошо, в любом случае это очень необычный проект, особенно для компании «Коктебель», которая раньше снимала камерные фильмы Хлебникова, Попогребского, Сигарева. Как вам удалось «раскачать» продюсера Романа Борисевича?

— Нет, ну всё-таки у компании были сложные проекты — «Как я провел этим летом», допустим. Но в «Тряпичном союзе» был полный комплект: куча трюковых сцен, море графики, подводные съемки, полеты, пожары, взрывы. Так нагло и беспечно заявить, что мы такой проект «поднимем», могли, конечно, только дебютанты (смеется). Это первый фильм не только для меня, режиссера, но и для композитора, и для оператора, и для актеров, и если нами двигала неопытность, то Романом Борисевичем — вероятно, какое-то необъяснимое доверие и любовь к проекту, за что я ему очень благодарен. Когда мы запускали фильм, мы и подумать не могли, насколько это сложнопостановочное кино.

— Честно скажу, для меня было сложно всё. Я вспоминаю о съемках, как о военных действиях — когда всё закончилось, я себя чувствовал солдатом «потерянного поколения», вернувшимся с Первой мировой. Представьте тысячу стрессов одновременно: актер не вовремя заболел и лежит с температурой; погода вдруг подвела — ты начерпал полные ботинки ледяной воды, и минуты нет свободной, чтобы отлучиться и поменять; или местная администрация, узнав, что у них здесь снимают кино, берет и посреди смены засыпает гравием дороги, чтобы чуть облагородить местность. А ты заранее искал эту разбитую, грязную дорогу и приехал в эту глушь только ради нее! В такой момент просто шалеешь от ярости и бессилия.

При этом я точно знаю, что никому в реальной жизни всё это неинтересно, неважно, ни с кем ты это не разделишь, будешь носить в себе посттравматический синдром (смеется). Да я и сам ненавижу, когда режиссеры рассказывают, как они страдали на съемках. Раз взялся — значит, страдай. Не всё ж тебе по красным дорожкам гулять.

— А тот эпизод, когда герои встают друг другу на плечи, — это вообще как снималось? Стремянка? Графика?

Это «тряпихорь» называется. Символ организации «Тряпичный союз». Там чуть-чуть графики есть, но вообще это результат невесомости, которой достигли актеры в ходе долгих упражнений.

— «Тряпихорь», «дом-передом», «дача-передача» — ребята создают собственную языковую среду вокруг себя. Чтобы было смешно и необычно жить. И для меня лично все эти словечки — равноценная часть фильма наряду с визуальными образами.

— «Тряпичный союз» немного похож на комиксы — в том смысле, что за всей историей чувствуется целая вселенная, которой мало собственно фильма. Вы вообще как-то будете ее развивать дальше? Насколько я знаю, вначале вы собирались писать роман.

— В конце 1990-х я активно занимался литературой и думал, что это как раз мое дело. Замысел «Тряпичного союза» как романа возник еще тогда. Это была моя непосредственная реакция на знакомство с арт-группой РАДЕК. В юности я учился в одном лицее с несколькими ребятами, которые случайным образом, как часто в этом возрасте бывает, попали в сферу современного искусства, подружились с художниками Авдеем Тер-Оганьяном, Анатолием Осмоловским и затем самоорганизовались в арт-группу. Мне было бы приятно сказать, что я был ее участником, но на самом деле — нет, я ходил где-то рядом, приезжал на акции, но не больше.

Я всегда чувствовал себя автономным одиночкой, но в то же время ощущал необыкновенную жажду коллективного действия, единения, банды. Всё это и вдохновляло на книгу о молодежной арт-группе, у которой всё идет наперекосяк. Ну а потом в моей жизни появилось кино, и в итоге я снял фильм. Книга может случиться, но шансов немного.

— Собственно в фильме я и стараюсь ответить на вопрос, что в этом было такого мощного и крутого. Для «радеков» было характерно особое восприятие мира, где между искусством и повседневностью не ставилось никаких заборов. Наоборот, всё, что ты делаешь, можно превратить в непрерывный акт искусства. Акции были вроде бы безобидные — кто-то сколько-то дней спал, не раздеваясь, или объявлял «голодовку без выдвижения требований», — но в них «радеки» со всей серьезностью противостояли Глобальному Прагматизму — как в жизни, так и в самом искусстве.

Ведь что бывает с обычными художниками — вроде бы бессребреники, занимаются творчеством, рисуют картины в пику обыденному утилитаризму, а потом их работы одевают в раму, вешают ценник и продают в галереи. Прелесть «радеков» в том, что их работы продать было невозможно. И «Тряпичный союз» — это фильм, в сущности, о том, как организовать свою жизнь как арт-проект, который невозможно продать.

— У кого-то из «радеков» это получилось — превратить жизнь в искусство? Вот вы стали режиссером, а с остальными что?

— Кто-то стал выдающимся художником, как Валерий Чтак — он нам очень помог, многие его рисунки участвуют в фильме. Кто-то, наоборот, проклял современное искусство и занялся чем-то более приземленным, обзавелся семьей или живет анахоретом. Так или иначе все они приобрели жизненный прагматизм, того безбашенного поиска нет ни у кого. И это нормально — в 35 противоположное выглядело бы жалко. «Тряпичный союз» описывает состояние 20-летнего человека, который прощупывает все пути и границы возможностей, подвергает окружающий мир полномасштабной проверке на прочность, на подлинность, на предопределенность — ведь только в 20 лет можно по-настоящему попробовать жить так, как никто до тебя не жил.

Источник.