«Шотландская пьеса» Шекспира за четыреста с лишним лет обросла суевериями и пусть недоброй, но славой – десятки киноадаптаций подтверждают. Сегодня на отменную пьесу ополчаются приспешники «культуры отмены»: расизм, нетерпимость, насилие и другая неудобная правда истории вновь делает перо-копье Шекспира (Shake speare дословно «потрясающий копьём»), как никогда, острым. Вооружен и очень опасен оказался и Джоэл Коэн. Заточенные клинки персонажей, обостренное восприятие действительности и острота ума – таков арсенал режиссера, чья «Трагедия Макбета» пронзает с экрана насквозь.
«О, где же ты, брат?», – по-коэновски вопрошаешь, всматриваясь в титры, в которых от Братьев Коэнов только половина. «Трагедия Макбета» – конечно, не дебют, но первый самостоятельный фильм Джоэла, в котором он выступил режиссером, автором адаптации, продюсером и монтажером. Книжное «черным по белому» он перенес в черно-белую гамму кинополотна, расцвеченного яркими актерскими работами. Пусть Фрэнсис МакДорманд давно не нужно доказывать, что она больше, чем жена режиссера, но став женой Макбета, она подтвердила свой многогранный талант, как и сам Макбет Дензела Вашингтона, урезонивший постыдные споры о том, может ли чернокожий актер исполнять роль шотландского короля. Нет у Коэна реверанса BLM, как нет и попытки приглушить «колорит» лиц диахромностью фильма. «Трагедия Макбета» построена на крупных планах и с первых мгновений фильма становится ясно, что компромиссов в кастинге у автора не было, а тандем главных героев оказывается убийственным во всех смыслах слова.
Джоэл Коэн мастерски сократил текст первоисточника, сделав сюжет динамичнее и доступнее для современного зрителя. Вместо зрелищного, полного спецэффектов блокбастера, в котором изображение затмевает текст, получился напряженный психологический триллер, приковывающий взгляд и учащающий пульс. Новизна коэновской трактовки в отсутствии желания во что бы то ни стало утвердить свою индивидуальность за счет автора.
Коэн избегает визуальных подробностей и бытописания. Визуальный графитный стержень фильма сочетается со строгой геометрией форм и театральной аскетичностью. Ближайшей отсылкой может служить телепостановка 1979 с Иэном Маккелленом и Джуди Денч. Ее особенность в отсутствии декораций и акценте на пустом пространстве сцены. Вот и для Коэна центральным становится пустырь, глухое место, оживающее от кровопролитий. Здесь скитаются в бессоннице одни, обрекая на вечный сон встречных, проступают тени и призраки, оживают страхи и предчувствия. В густом тумане, в который погружена эта трагедия об узурпаторстве и паранойе, персонажи то тонут, то прорываются сквозь него. Сюда не доходит свет и от сумрака троится в глазах – так, роль трех вещуний блистательно исполняет Кэтрин Хантер, чья искривленная пластика пугает и завораживает.
В начале и конце Джоэл Коэн выводит на экран два титра – «Когда» и «Завтра». В финале, заполненном черным вороньем, пострашнее «Птиц» Хичкока, два эти слова складываются в страшное, но не лишенное надежды предзнаменование. Ведь если «завтра» сулит мрак, остается «сегодня», которое может успеть предотвратить его. И в этом, пожалуй, главные посыл и причина сегодняшнего обращения к трагедии Шекспира, которая не только на подмостках и экранах, но и вокруг них, вокруг нас повторяется из века в век. В погоне за сиюминутным и злободневным мы забываем, что вневременное – современно, и его срок годности выше, чем у нынешней повестки дня. Коэн говорит об этом без фирменной иронии и кажется, что время черного юмора сменилось в сознании режиссера трауром по будущему.
Макбет у Коэна – «новый черный», но чернота эта не кожи актеров, не зависти персонажей, не грифеля кинохудожника, и даже не черной, порой, магии кино или соблазнительности нуара. Речь о черной полосе мира, в котором велик риск, что «зло станет правдой, правда – злом». Лучшей метафорой ему становится черный экран. Освободиться от тьмы – таков урок «Трагедии Макбета», отлитой в безупречном киномраморе Джоэлом Коэном. «Я странно говорю; поймешь потом. / Все, начатое дурно, крепнет злом».
Эмилия Деменцова, «КиноРепортер»
