– В интервью «Немецкой волне» глава отделения организации «Репортеры без границ» назвал цензуру главной проблемой СМИ России. Вы с этим согласны?
– Да. Публичное пространство, в котором возможны независимые высказывания, сужается со времени прихода к власти Путина. Началось с разгрома НТВ, и поехало. Почти тотальная цензура и самоцензура – на телевидении, несколько свободнее – на радио и в печати, где еще сохранились независимые радиостанции, газеты и журналы – «Эхо Москвы», «Новая Газета», «Нью Таймс» и некоторые другие. Еще свободнее – в книгоиздании. В наибольшей мере свободен интернет, но наверху и внизу много желающих придушить и его. Проблема еще и в том, что нынешняя власть отказывается признавать существование цензуры, поскольку она прямо запрещена конституцией России – так же советская власть не признавала наличие в СССР политзаключенных. Давнее российское лицемерие.
– А какова ситуация в искусстве и культуре в целом?
– Здесь первым тревожным звонком был погром выставки «Осторожно, религия!» в центре Сахарова в 2003 г., когда власть и суд фактически встали на сторону погромщиков, не тронув их, но наказав штрафом директора центра Юрия Самодурова. Сейчас главным цензором и главным лицемером в сфере культуры является министр культуры г-н Мединский, играющий роль, родственную той, которую играл в другое время и в другом месте министр пропаганды Третьего рейха и, между прочим, президент имперской палаты культуры Геббельс, тоже доктор ученых наук, но более способный. Родственны даже некоторые их высказывания насчет значения идеологии для управления искусством. Скажу о ситуации в кино, с которым знаком больше, чем с другими искусствами. После назначения Мединского было принято внутреннее правило, согласно которому министерство может отказать в прокатном удостоверении фильму, который по тем или иным причинам не устраивает чиновников или назначаемых ими советников, а также отказать в государственной поддержке проектам, которые не по душе особому общественному совету при министерстве – а ему не нравится то же, что не нравится министру. Так был перекрыт выход в прокат фильмов «Клип» Майи Милош, в котором министерские ханжи усмотрели порнографию, «Приказано забыть» Хусейна Эркенова, где показано массовое сожжение чеченцев в селе Хайбах во время депортации, и других картин. Это и скрытая угроза частным продюсера, и явная цензура, то есть внесудебный запрет распространения произведений. Более того, отечественные фильмы, не имеющие прокатных удостоверений, теперь нельзя показывать даже на фестивалях.
– Министр культуры России постоянно высказывается по поводу того или иного фильма, выставки или иного культурного мероприятия. Это вообще дело министра оценивать культурные мероприятия и кинокартины и задавать таким образом тон общественной дискуссии?
– Это вообще не дело чиновников. Их дело – исполнять то, что решат представительные органы, состоящие из деятелей культуры. Министр – всего лишь слуга, но в России чиновники считают себя хозяевами страны и ведут себя как хозяева. Вот и Мединский пытается управлять культурой, навязывать ей идеологию, претендующую стать государственной. И грозит пальцем вольным художникам. Сказал однажды, что ни один проект известнейшего документалиста Виталия Манского не получит от государства ни копейки. Но не добавил: «Потому, что государство – это я», поскольку вспомнил, что есть кое-кто повыше. Видя такое министерское рвение, распоясываются реакционеры, держиморды, пришибеевы и прочая добровольная вохра. Короче, этот господин – худший министр из тех, что были в постсоветское время. В том числе по интеллектуальным и этическим параметрам. Да вот последний анекдотический пример – на днях он заявил, что за последние тридцать лет десять раз менял свое мнение о Сталине. Вот и скажите, кто он – полный невежда, человек-флюгер или то и другое в одном флаконе?
– В России случается и так, что обрушиваются с критикой на фильм, который еще не вышел. Я имею в виду «Матильду», на который ополчилась бывший прокурор Крыма, а ныне депутат Госдумы Поклонская, потребовав от прокуратуры проверить фильм. О чем это говорит?
– О том, что Поклонской пора замуж за Мединского. А если без шуток – о нарастании антикультурных тенденций. В Думе ведь много лиц без признаков ума и культуры. Реакция в политике, реакция в общественной жизни, реакция в культуре, отказ от гуманизма. У нас ставят памятники монстру Ивану Грозному, извергу Сталину, даже мемориальную доску в честь основателей концлагеря установили – правда, убрали после поднявшихся протестов. Но это такой прием – надавить на больное место, чтобы прощупать, насколько люди готовы к сопротивлению. Если будет сильный отпор – отступят, если слабый – надавят сильнее.
– В России много фильмов на тему Отечественной войны. Почему эта тема до сих пор популярна и почему продолжают культивировать мифы о войне, подобно мифу о панфиловцах?
– Обшая причина в том, что Россия в результате собственных действий оказалась в международной изоляции, а телезомбирование настолько сильно, что многие уверены в том, что наша страна в кольце врагов, которые только о том и мечтают, чтобы нас расчленить и уничтожить. Страх рождает агрессию. Куда ее направить? Само собой – на военные игры, на моральную военную подготовку, на создание в стране военизированной атмосферы, на подъем воинственного духа. А поскольку реальность войны настолько чудовищна, что грозит превратить зрителей в пацифистов, требуются мифы о войне. Вот для этого и нужно военно-патриотическое кино, в котором подлинная военная история подменена мифологией. Появилось специальное Военно-историческое общество, а на деле – военно-мифологическое, где тот же Мединский – едва ли не первая скрипка. Хотя на вид такой хлипкий, что в настоящем бою, небось, первый наложит в штаны.
– В Литве часто говорят об использовании Россией культуры в качестве «мягкой силы». Недавнее выступление и показ фильма режиссера Сокурова в Вильнюсе вызвали разные оценки, среди которых выделялось мнение, что российская власть использует авторитетных деятелей искусства для продвижения своих интересов, в качестве «мягкой силы». На каком месте у нынешней власти в плане пропаганды ее ценностей находится культура?
– Если власть нанимает деятеля культуры для того, чтобы он за границей восхвалял аннексию Крыма, ругал мифических «укрофашистов» и возмущался санкциями против России, он уже не деятель культуры, а пропагандон, как у нас выражаются. Но к Сокурову это никоим образом не относится. Он – из тех людей, которые не боятся ставить перед властью неудобные для нее вопросы и прямо критиковать власть имущих. Разумеется, выступления независимого художника на Западе можно толковать как проявление пресловутой «мягкой силы», но в действительности оно свидетельствует лишь о том, что в России еще есть очаги свободы. А насчет места культуры у меня такое впечатление, что культурные и интеллигентные люди для этой власти лишь помеха – ими сложнее манипулировать. Кто-то из близких к ней лиц – кажется, Греф – в минуту откровенности так вот прямо и сказал.
– В свое время вы были в хороших отношениях с Никитой Михалковым, но потом вас исключили из возглавляемого им Союза кинематографистов за критику руководства. Как вы смотрите на его недавнее выступление против Ельцин-центра и на ту систему ценностей, которую он пытается пропагандировать?
– Он называет ее просвещенным консерватизмом, а я – махровой реакцией. Я уверен в том, что страна, которая хочет законсервироваться, чтобы сохранить и упрочить так называемые «традиционные ценности» вроде самодержавия, господства бюрократии и покорности народа, обречена, как минимум, на отставание от свободных стран. Заявление Михалкова о «Ельцин-центре» даже не хочу комментировать. Это такой же вздор, как и то, что он назвал меня «агентом либерально-атлантической диктатуры». А «бесогонство», которым он занимается в последнее время – просто готовый диагноз. Хотя когда-то был талантливым художником и неглупым человеком.
– Хорошо еще, что он не назвал вас национал-предателем…
– Это одно и то же. Впрочем, его друг Николай Бурляев, который принял активное участие в моем исключении из СК, прямо назвал меня представителем пятой колонны. Что тут скажешь? Только то, что он – представитель шестой палаты.
– Как вы объясняете реакцию в России на фильм «Левиафан»? Он был признан во всем мире, однако на родине вызвал бурю негодования. Насколько режиссер в России сейчас свободен в самовыражении?
– Что касается «Левиафана», то ответственность за толкование фильма лежит не на зрителе, а не на режиссере. В фильме описывается конкретный случай, а о том, типичен он или нет, судит зритель. Противники фильма кричат, что режиссер пытается очернить и оклеветать Россию, но это – отчасти от эстетической безграмотности, частично от бессознательного опасения, что в России человек в самом деле бессилен перед государством и его представителями, частично от желания вынудить искусство «лакировать» действительность, как выражались в хрущевское время.
– Что сейчас выбирают российские зрители — правду или мифологемы?
– На телевидении у них нет выбора – либо пропаганда, либо сериальная жвачка с вкраплениями художественных телесериалов. В кино выбор есть, особенно если учитывать такие кинофестивали как «Артдокфест», которому Мединский отказал в господдержке, фестиваль польского кино «Висла» и других стран. В таком окружении военно-патриотические фильмы проваливаются, часто не собирая даже тех денег, которых стоили, а уж до окупаемости им как до звезд. Но на идеологии и патриотизме министерство культуры не экономит.
– В свое время вы подписались в поддержку Украины, но там сейчас запрещены к показу несколько сотен российских лент. Как вы относитесь к такой практике?
– По-моему, это перестраховка и глупость. Большинство запрещенных картин не ядовито, а для картин вроде «Брата-2», в которой сыгранный Сухоруковым персонаж-отморозок кричит украинским бандитам: «Вы нам еще за Крым ответите!», зрители сами найдут противоядие. А вот российскую пропаганду на украинском ТВ следует запрещать.
– В Литве время от времени ограничивают трансляцию таких каналов, как «РТР-планета» – за разжигание розни.
– Такие каналы я у себя дома тоже запрещаю. Вообще, телевизор смотрю редко, а как увижу депутата вроде Железняка в программе ведушего типа Киселева – выключаю ящик или ухожу на «Планету животных». Даже гиены приятнее этих гуманоидов.
– Можно ли сказать, что в России после начала событий на Украине раскололось и этот раскол увеличивается по ценностным ориентирам?
– То, что общество расколото — безусловно. Но динамику этого раскола оценить сложно, потому что, с одной стороны, оболванивание зрителей не слабеет, а с другой, наступает отрезвление, послекрымский синдром. До людей начинает доходить, что международное положение, в котором оказалась Россия по вине ее правителей, отрицательно влияет не только на уровень жизни людей, но и на их самочувствие. Приятно ли быть поставленным в угол, отправленным на штрафную стоянку или посаженным в изолятор?
– Можете ли вы на ближайшее время спрогнозировать изменения в тех сферах, которые мы с вами обсудили?
– Думаю, что в ближайшее время негативные явления, о которых я говорил, в том числе давление на искусство, будут нарастать. Пока жареный петух в задницу не клюнет. То есть, пока что-то не случится что-то из ряда вон выходящее. От чего и верхам станет не по себе, и у низов терпение лопнет. Тогда власть либо пойдет на уступки, либо сменится. Но не обещаю, что новая будет лучше старой.
– Есть точка зрения, что в обществе при диктатуре или авторитаризме для культуры складывается плодотворная ситуация – в отличие от времени, когда все происходит спокойно и предсказуемо…
– Если надеть на человека цепь, в нем пробудится творческая энергия? Так рассуждают лицемеры и негодяи. После революции, в 20-е годы еще была возможность творить, и появились шедевры литературы, кино и живописи, но чем может гордиться сталинское время? По пальцам пересчитать можно. Какую дрянь были вынуждены были снимать талантливые режиссеры – Роом, Калатозов, Довженко, Ромм? Что написал в те годы Горький и что написали эмигранты Набоков и Алданов? Или, может, после того, как посадили Заболоцкого, расстреляли Васильева и сгноили Мандельштама, наступил расцвет поэзии? А вот когда при Хрущеве дали больше свободы – литература, кино, поэзия и живопись возродились, да так, что и при Брежневе удавить не получилось.
– Вам не кажется, что сейчас в России пытаются возобновить советскую модель отношения власти и культуры?
– Пытаются. Мы ведь живем во время частичной реставрации совка.
– Какой нарратив, по вашему мнению, в официально поддерживаемой культуре можно выделить?
– Официально поддерживаемой культуре не ведомо, что такое нарратив и дискурс. Это чуждые нам иноземные понятия. А выделить нужно слова главного официального лица страны, которые он адресовал деятелям искусства. Если говорить не тем церемонным языком, которым он пользовался в этом обращении, а тем, который ему более свойственен, он сказал вот что: надо бы мне вас нагнуть, ребята, но будет лучше, если вы сдедаете это сами. Комментарии, полагаю, излишни.
