«Охотник на оленей»

 Кажется, никогда ни один фильм не вызывал в Америке такой злобы, такой испепеляющей ненависти, как «Охотник на оленей» Майкла Чимино.

На первом же публичном просмотре «Охотника» в нью-йоркском Коронет-сиэтер были произнесены слова, которые преследовали ленту Чимино многие годы: «ложь», «расизм», «фашизм», «оправдание отвратительной американской политики во Вьетнаме». Люди не спорили – кричали, и, случалось, после «Охотника на оленей» расставались навсегда. Актёр Брюс Дёрн имел несчастье пригласить на просмотр «Охотника» своего хорошего приятеля Берта Шнайдера (продюсера «Беспечного ездока» и «Пяти лёгких пьес»). Шнайдер был вне себя: «Как ты мог? Это кусок говна! Это отвратительно! Это враньё!» «Со мной подобным образом никто никогда не разговаривал, – пишет Дёрн. – Это была наша последняя встреча».

Знаменитый журналист, лауреат Пулитцеровской премии Питер Арнет припечатал: «Охотник на оленей» – «кровавая ложь».

На Западноберлинском фестивале в феврале 1979 года советская делегация заявила, что картина Майкла Чимино оскорбляет вьетнамский народ, и убыла домой вместе со всем своим кино-товаром. За ней последовали поляки, венгры, кубинцы, восточные немцы и ещё какие-то дружественные народы третьего мира. Фестивальное начальство этот удар перенесло, но всё же дойти до крайнего обострения не решилось – «Охотник на оленей» не получил в Берлине ничего.

Полтора месяца спустя, 9 апреля 1979 года, гостей оскаровской церемонии, подъезжавших к Доротея Чандлер-Павильон, встречала толпа активистов с плакатами типа «No Oscar for Racism» и «The Deer Hunter is Bloody Lie». Полиция старалась сдерживать протестантов, но, в конце концов, произошла драка, и было арестовано 13 человек. И всё же, несмотря на невероятное либеральное давление, «Охотника» получил пять Оскаров: за лучший фильм, лучшую режиссуру, лучшую мужскую роль второго плана (Кристофер Волкен), за лучший монтаж и лучший звук.

Сразу после церемонии Джейн Фонда заявила: фильм Чимино это «расистская, пентагоновская версия войны». А чуть позже – в лучших традициях коммунистического мракобесия – сообщила, что «Охотник» она вообще-то не видела и смотреть его не собирается.

Страсти кипели, но как написал один внимательный (при этом либеральный) наблюдатель: «большинство зрителей выходили из кинотеатра молча, с широко открытыми глазами, выходили потрясённые».

Глядя из сегодняшнего дня, думаешь, что, наверно, одним из главных достоинств «Охотника на оленей» и было то, что он обращался к большинству. Это был фильм не для критиков и крикунов, чьи аргументы и оскорбления никак обыкновенных зрителей не задевали, а для тех, кто пусть на самом схематичном уровне понимал: здесь мы – там они, и всё, что происходит в мире, хотим мы или не хотим, должно рассматриваться именно так, здесь Америка – там Советский Союз. Можно видеть ошибки своей страны, но нельзя желать победы её недругам.

Майкл Чимино рассказал простую историю. Город Клэртон, штат Пенсильвания. Сталелитейный завод, на котором работают приятели Стивен, Майкл, Стэн, Ник. Трое из них – Стивен, Майкл и Ник – отправляются в армию. Последний день на заводе. Последнее пиво и биллиард с друзьями в баре. Свадьба Стивена. Поездка на охоту в горы. А дальше – Вьетнам. Вьетнам, где мясорубка войны работает в полную силу. Мясорубка, которая прокручивает всех троих. Нелегко вернуться домой Майклу, ещё труднее – потерявшему ноги Стивену, и совершенно невозможно потерявшему себя Нику.

Последняя сцена фильма: после похорон Ника старые друзья и его подруга Линда собираются в том же баре. Они вместе, но каждый сам по себе. Каждый внутри себя. Вспоминают ли они прошлое, думают о Нике, о себе, о биллиарде вот в этом самом баре, о заводе, о войне, о любви, вспоминают объятия? Каждый сам по себе, пока один из них, стараясь скрыть сжавшие горло слёзы, не принимается напевать какую-то мелодию. И уже в следующую секунду за ней начинают проступать слова, которые подхватывает Линда, а потом и все остальные:

God bless America,

Land that I love.

Stand beside her, and guide her

Through the night with a light from above.

From the mountains, to the prairies,

To the oceans, white with foam

God bless America, My home sweet home

God bless America, My home sweet home.

Патриотизм – коварная вещь. Труднее всего поверить в патриотизм и понять его нам с нашей специфической историей. Разве объединило бы нас, буде вдруг кто-то запел: «Широка страна моя родная»? Наша страна была лишь иллюзорно, умозрительно нашей.

Стивена, Майкла, Стена, Линду объединяет то, во что они верят – это их город, их церковь, их дом, их горы, их страна, и они готовы идти за ней и с ней если потребуется и через ночную тьму, through the night.

В конце концов, не к этому ли призывал их Джон Кеннеди, когда говорил: «Не спрашивай – что твоя страна может сделать для тебя, спроси – что ты можешь сделать для твоей страны».

Не потому ли портрет Джона Кеннеди висит в доме Линды?

Однако, у нас нет оснований подозревать, что американский аристократ Джон Кеннеди был большим  патриотом Америки, чем родившийся в Тюмени Израиль Бейлин, который под именем Ирвинг Берлин написал «God bless America». Потому что Ирвинг Берлин был американцем. Таким же американцем, как Джон Кеннеди. Таким же, как Майкл и Стивен, Линда и Ник и все их друзья – прихожане православной церкви, дети, внуки или правнуки эмигрантов из России. Этнически они русские, но в главном противостоянии, говорит Майкл Чимино, в противостоянии века – они американцы. Если вы попросите меня объяснить, как получилось, что «Охотник на оленей» оказался красной тряпкой для американских либералов – я бы начал именно с этого. С того, что называется патриотизмом.

Да, в фильме вьетконговцы швыряют гранаты в убежище, где прячутся женщины и дети из южновьетнамской деревни. Да, вьетконговцы издеваются над американскими пленными, пытают их, заставляют под дулами автоматов играть в русскую рулетку, держат в воде, в полузатопленной клетке. Но пытки американских пленных, убийства вьетконговцами мирных жителей (как, с другой стороны, и убийства мирных жителей американцами) хорошо документированы. Про это нельзя было не знать, и не Чимино первый сказал об этом вслух.

По-моему, вопли про оболганных вьетнамских коммунистов – только дымовая завеса, удобная риторика. Не это на самом деле для ненавистников Чимино было важно. А непереносимо было то, что когда в сайгонском госпитале социальный работник спрашивает у Ника, (полное имя которого Никанор): «Это русское имя?», тот отвечает: «Нет, американское».

Определённая публика – которую для простоты можно назвать либеральной – не умела и не желала смириться с тем, что никакого социализма нет, никакого коммунизма нет, нет никакой «борьбы за мир во всём мире», а есть простое и однозначное противостояние. Здесь Америка – там Союз Советских Социалистических Республик. Куба ли это, Сальвадор, Уганда, Венгрия, Чехословакия, Вьетнам или Афганистан. С одной стороны товарищ Сталин с усами и товарищ Хрущёв с башмаком в руках, с другой  ненавистный им Рейган и презираемый ими Никсон. Но это и есть выбор. И ничего посередине.

Нет, я не хочу сказать, что Питер Арнет или Берт Шнайдер глядя на экран скрипели зубами и повторяли: «Только не Никсон, кто угодно, только не Никсон». И я совершенно уверен, что такими построениями не забивал себе голову Майкл Чимино. Он просто хотел снять так, чтобы всё было аутентично, точно – обстановка, атмосфера, характеры. Он этого добился. Характеры ожили. Но результат оказался неожиданным. Выяснилось, что правды не хотел никто. И меньше всех – профессиональные правдолюбы.

***

Майкл Чимино родился в 1939 году в Нью-Йорке в семье с итальянскими корнями. Его отец занимался публикацией музыкальных произведений, мать была дизайнером одежды. Чимино учился в Мичиганском университете, затем в Йейле. Получил степень бакалавра живописи и графики. Работал в рекламе, где его свежий взгляд, вкус и несомненный пластический талант были высоко оценены и востребованы.

В 1971 году Чимино оставляет Мэдисон-авеню (нью-йоркская улица, на которой  сосредоточены крупнейшие рекламные агентства) и перебирается в Лос-Анжелес, чтобы начать карьеру сценариста. Успех приходит быстро. В 1973 году Чимино сочиняет для Клинта Иствуда сценарий «Сила Магнума» (Magnum Force), второй картины из цикла о Харри Каллахане. А в 1974 году Иствуд не только соглашается сыграть главную роль в ленте по сценарию Чимино «Громила и попрыгунчик» (Thunderbolt and Lightfoot), но и становится её продюсером, а молодому сценаристу предлагает быть режиссёром. Фильм оказался успешным, заработал много денег, и Чимино стал получать выгодные предложения, однако не торопился с новой работой, выбирал. И выбрал «Охотника на оленей».

***

Даже на Мэдисон-авеню, где по определению работать надо быстро, Чимино не спешил и приобрёл репутацию человека, который стремится контролировать всё до мельчайших деталей. Каждая мелочь проверялась и перепроверялась. Снимая «Охотника на оленей», Чимино не изменил себе.

Чтобы вжиться в образ, точнее, чтобы подхватить настоящие словечки, жесты, движения, Де Ниро (игравший Майка) на две недели был отправлен на сталелитейный завод. Любой профессионал объяснит вам, что без этого можно было бы обойтись, как можно было вообще не гонять актёров в цех, а снять дублёров. И никто, абсолютно никто, не заметил бы подмены. Можно было бы не заставлять актёров 15 раз прыгать с вертолёта в реку. Можно было бы не отрясать с деревьев листья, а затем, покрасив в оранжевый цвет – в кадре осень – не прикреплять их снова.

Оператор Вильмош Жигмонд (кстати, сбежавший в 1956 году из Будапешта от советских танков) снял более 80 картин – Де Пальме, Спилбергу, Роберту Олтмену, Вуди Аллену, получил Оскара за «Близкие контакты третьей степени», но сегодня, вспоминая работу с Майклом Чимино, Жигмонд называет «Охотника на оленей» самым своим интересным и самым любимым фильмом.

«Чимино настаивал, – говорит Жигмонд, – что каждая сцена должна быть разыграна и снята как джазовая композиция. Он призывал актёров импровизировать,    сочинять собственные реплики, от оператора же требовал относиться к движению актёров в кадре словно перед ним происходят реальные сцены, словно он снимает не игровое, а документальное кино».

Представляете задачу оператора и актёров, которые должны взаимодействовать с сотнями человек массовки в сцене свадьбы? Массовка была набрана из местных жителей, которые гуляли на этой свадьбе точно так же, как они гуляли бы на свадьбе своих друзей – с песнями, танцами и, понятно, выпивкой. Чимино даже попросил «гостей» приходить с подарками, чтобы у них возникло ощущение реальности события.

Венчание снимали в реальном православном соборе, венчает пару настоящий батюшка, певчие на клиросе – настоящие певчие, и обряд венчания проведён без всяких киношных трюков, по всем правилам.

Дело дошло до того, что для своих актёров Чимино попросил изготовить абсолютно идентичные настоящим ID и водительские права штата Пенсильвания и потребовал, чтобы эти документы всегда лежали в бумажниках у Ника, Майкла и Стива.

Действительно ли это всё было необходимо – крашенные листья, автомобильные права?

Кто сегодня может дать ответ? Мы знаем то, что знаем. Врядли Чимино рвался встать в позу и оказаться в оппозиции к либеральному истеблишменту. Он сам попросил Дерна пригласить Берта Шнайдера на просмотр фильма. Столкнувшись в лифте с Джейн Фондой, он протянул ей руку и был удивлён тем, что она ему руки не подала. Возможно он был наивен, но он стремился к аутентичности. К аутентичности характеров. Он хотел показать своих героев – так называемое большинство – настоящими людьми, а не картонными муляжами. И ему это удалось. И ему удалось заставить своих героев и своих зрителей пережить ужас и боль, растерянность и горечь, и при этом убедить этих зрителей, что его герои не утратили веру в свою страну.

Но именно поэтому он стал изгоем.

В 39 лет он получил своих Оскаров и думал, что это начало. А это был конец. Как выразилась кинокритик «Нью-Йоркера» Полина Кэйл (далеко не почитательница Чимино): пресса устроила ему засаду. И два года спустя он со своим новым фильмом «Врата рая» в эту засаду угодил. То что случилось с «Вратами рая» называют самой невероятной катастрофой послевоенного американского кино.

Этим фильмом закончилась не только кинокарьера Чимино (за прошедшие после этого годы он снял всего четыре заказные картины), но и целая студия «Юнайтет Артистс» пошла ко дну и, подхваченная другой студией MGM, потеряла свою самостоятельность.

Впрочем, это уже совсем другая история.

 

«Врата рая»

За тридцать с лишним лет, прошедших со дня выхода в свет и своего феерического провала, картина Майкла Чимино «Врата рая», приобрела, я бы сказал, легендарный статус. Авторский вариант фильма – 216 минут – после недели в одном единственном Нью-Йоркском кинотеатре был отозван. Без участия Чимино студия урезала ленту до 149 минут, снова выпустила её в прокат и после повторного провала, окончательно списала в утиль.

Оригинальный негатив 216-ти минутного варианта не сохранился. Он был изрезан при сокращении картины. Сохранившиеся копии были исцарапаны и давно выцвели. На счастье были обнаружены материалы цветоделения, проведённого при печати полной версии (YCM color separation masters), и с помощью современных технологий фильм удалось восстановить в первозданном виде.

44 миллиона долларов, истраченных на фильм, списали в убыток. Туда же списали и Майкла Чимино.

За тридцать лет Майкл Чимино сочинил множество сценариев, но ни одна из его серьёзных идей не нашла финансирования. Был даже случай, когда он предлагал ставить картину без гонорара, но и это не прошло. За тридцать три года Чимино в качестве наёмного режиссёра снял четыре коммерческие ленты, которые, впрочем, никакого коммерческого успеха не имели. И это всё.

Почему так получилось? Кто в этом виноват? Злые козни? Сам Чимино, его характер,  стиль его работы?

***

Проект, который Чимино предложил студии «Юнайтед Артистс», первоначально назывался «Война в графстве Джонсон». Речь шла о малоизвестном эпизоде американской истории, о попытке Ассоциации животноводов Вайоминга (Wyoming Stock Growers Association) помешать расселению в штате новоприбывающих эмигрантов из Восточной Европы. Заручившись поддержкой конгресса и, кажется, даже президента, «мясные бароны» (как их называли) составили список «разбойников» и «анархистов», то есть, наиболее активных людей из среды эмигрантов, подлежащих уничтожению без суда и следствия. Набрав команду стрелков, «бароны» приступили к планомерному отстрелу эмигрантских активистов, – однако, объединившиеся в самодеятельное войско эмигранты, сумели остановить и даже окружить наёмников.

Всё это происходит в 1890 году, но Чимино начинает свой рассказ за двадцать лет до того, в 1870 году и не в Вайоминге (который тогда ещё даже не был американским штатом), а в штате Массачусетс, в Гарварде.

Счастливые, беззаботные, блестящие молодые люди, торжественно проходят по городу, слушают напутственную речь одного из профессоров, призывающего своих питомцев помнить, что долг человека с развитым сознанием помогать тем, кому не случилось учиться в Гарварде и получить образование, которое получили они. За выпускниками с балкона наблюдают их подруги. Молодые люди счастливы, задорны и полны обаяния. Молодые женщины – восхитительны.

Речи произнесены. Играет музыка. Кружатся пары.

«Господи, как ты прекрасна!» – восклицает Джим Аверилл, кружась в вальсе со своей подругой. «Ты тоже!» – отвечает она.

Это пролог.

Прошло 20 лет, постаревший Джим Аверилл (его играет Крис Кристоферсон) теперь федеральный маршал в Вайоминге. Кое-кто иронизирует над ним, что, мол, он, человек состоятельный, и живёт здесь с бедняками не по необходимости, а по своей прихоти. Но, однако, Джим не играет роль благодетеля, а делает то, что он выбрал, то, что подсказывают ему его совесть и сознание.

Он на стороне закона. И значит – не на стороне «мясных баронов». Узнав о планирующейся расправе, он заявляет руководителю Ассоциации, что потребует официального ордера на арест каждого из неугодных эмигрантов. Но на самом-то деле остановить затеянного «баронами» побоища в одиночку он не в состоянии. Тем более, что никто и не думает этих людей арестовывать, их собираются просто убить. Поняв это, Аверилл снимает маршальскую звезду. И всё же он не готов бросить этих людей – ему удаётся убедить, что поодиночке они погибнут, организовать их и даже преподать им основы военной науки.

В результате наёмные стрелки и «мясные бароны» окружены, и лишь вмешательство регулярной армии спасает их, но женщина, которую любит Джим Аверилл, погибает.

1903 год. Эпилог. Ньюпорт, Лонг Айленд. Постаревший, но по-прежнему стройный Джим Аверилл на своей богатой яхте со своей женой (может быть, с той самой красавицей, с которой он много лет назад кружился в вальсе). Джим смотрит на старую фотографию.  Губы его подрагивают. Слуга приносит поднос с фруктами. Всё вернулось на круги своя.

***

Что это за фильм «Врата рая»? Вестерн? Мелодрама с любовным треугольником: маршал Джим Аверилл, ковбой Ник Чемпион (Кристофер Волкен) и совсем юная мадам местного борделя Элла Ватсон (Изабель Юппер)? Политическая лента с наивным марксистским флёром? Или это три фильма – каждый со своим сюжетом, своим ритмом и своим дыханием, три фильма, которые загадочным образом переплетаются в один, где все три мелодии сливаются в новую, не утрачивая при этом своей самостоятельности?

Если бы можно было так легко дать ответы на все вопросы?

Тут ни сложением, ни умножением не обойдёшься.

«Вы меня спрашиваете про арифметику, а это высшая математика», – сказал когда-то Алексей Герман на пресс-конференции в Сан-Франциско после показа «Лапшина».

Это не оценка. Это констатация факта. Бывают такие фильмы.

***

Предлагая свой проект студии «Юнайтен Артистс», Майкл Чимино сделал, разумеется, и бюджетную раскладку: ему – 250 тыс. за сценарий и 500 тыс. за режиссуру, 100 тыс. продюсеру Джоан Карелли, 850 тыс. исполнителю главной роли Крису Кристоферсону и 5 миллионов 800 тыс. на прочие расходы и гонорары. Итого 7, 5 миллиона долларов.

Более реалистические подсчёты дали совсем иную цифру – 11 миллионов 588 тысяч долларов. Тогда же был составлен график: с 2 апреля по 22 июня 1979 года – съёмочный период, 20  июля – черновой монтаж, 4 сентября – окончательный монтаж. Перезапись, поправки, субтитры – к 31 октября. Первый показ был назначен на 2 ноября. Затем – копировальная фабрика, которой потребуется месяц, чтобы напечатать нужное количество копий; договор с нею был заключен, и по этому договору, получив 3 ноября  законченный фильм, фабрика гарантировала выдать готовый тираж к 13 декабря. На 14 декабря была назначена премьера.

Очень быстро стало ясно цифры цифрами, а траты – тратами. Сначала массовка состояла из ста человек, потом из двухсот, потом из пятисот. Сотни лошадей, повозок, костюмов, женских шляпок, перчаток мужских цилиндров, туфель, ковбойских сапог, перевязей, сбруй, сёдел, ремней, пистолетов, ружей. Строительство декораций (1 мил. 85 тыс. вместо запланированных 410 тыс.), настоящий, 90-х годов 19 века, паровоз, доставка которого из Денвера обошлась в 150 тысяч долларов (вместо 15 тыс. запланированных бюджетом). Огромное дерево, вокруг которого танцуют выпускники Гарварда – на самом деле несколько сотен профессиональных танцоров – невозможно было привезти целиком, его пришлось распилить на части, а потом собрать и «посадить» там, где было задумано сценарием. И так далее, и так далее, и так далее.

Через шесть дней съёмок Чимино отставал от расписания на пять дней, сняв полторы минуты полезного метража, изведя при этом 60 тысяч футов плёнки и истратив 900 тысяч долларов.

Студийное начальство рвало на себе волосы, отправляло к Чимино – снимавшему в Монтане – разнообразных наблюдателей, советчиков и ревизоров, а он продолжал работать с той же скоростью, делая по 30, 40, 50 (рекорд – 53) дублей каждой сцены.

Принялись читать бумаги – и оказалось, что остановить Чимино не очень-то просто. Договор с ним был составлен так, что лично Майкл Чимино не нёс никакой финансовой ответственности ни за соблюдение бюджета, ни за сроки. После двух первых недель, руководство «Юнайтед Артистс» даже обсуждало возможность остановки и прекращения работы над фильмом «Врата рая». Но на этот момент было уже истрачено больше 3 миллионов долларов, и вот так списать их одним махом показалось глупо – режиссёр-то, несомненно, талантливый – и руководство студии решило рискнуть.

Всё это тянулось долго. Чимино выдерживал студийный натиск и продолжал снимать в своём темпе, который стабилизировался на 10 тысячах футов плёнки в день при полтора минутах полезного материала и при стоимости каждого съёмочного дня в 200 тыс. долларов. В какой-то момент один из руководителей студии «Юнайтед Артистс» Стивен Бах (на чью книгу «Final Cut» я опираюсь, рассказывая эту историю) даже вёл переговоры с другим режиссёром в надежде отобрать у Чимино и передать этому другом режиссёру постановку. Но режиссёр – знаменитый и авторитетный мастер – ответил, что не станет браться за такое дело, поскольку Гильдия режиссёров подобной передачи не одобрит.

При этом тот же Стивен Бах свидетельствует, что сам Чимино работал по 18 часов в сутки. На съёмочной площадке у него был полный порядок – «никакого хаоса – ровно наоборот: уравновешенность и постоянное настойчивое стремление достичь идеала». «Атмосфера была спокойная, профессиональная. Операторская группа Вильмоша Жигмонда работала методично и точно, Чимино на площадке был спокоен, собран, быстро принимал решения, актёры были дисциплинированы и подготовлены к каждой сцене».

«Даже лошади вели себя примерно, – продолжает Стивен Бах. – Мой старый знакомый наездник-профессионал Руди Угланд сказал, что ему никогда не доводилось работать с группой, которая была бы лучше организована, чем эта».

Все сроки прошли. Никакой премьеры 14 декабря не состоялось. А когда съёмочный период наконец завершился, в руках Чимино оказалось 1,5 миллиона футов снятой плёнки (при этом 1, 3 миллиона было напечатано). Для тех, кто не связан с кино, поясню – чтобы только просмотреть этот материал нужно было потратить 200-220 часов. То есть, столько же, сколько вам потребуется, чтобы посмотреть 100 фильмов обычной длинны.

26 июня 1980 года, то есть годом позже согласованного срока, Майкл Чимино наконец-то показал на студии смонтированный фильм. Но ни радости, ни даже облегчения никто из руководителей «Юнайтед Артистс» не испытал – это был фильм продолжительностью в 5 часов 25 минут. Правда перед просмотром Чимино предупредил зрителей: «Фильм длинноват, я хочу его сократить. Окончательный вариант будет на 15 минут короче».

На протяжении следующих пяти месяцев Чимино, просиживая по 16 часов в монтажной, старался вогнать свой замысел в более или менее традиционный размер, пока не довёл его до трёх с половиной часов.

18 ноября 1980 года состоялась премьера, и ещё через два-три дня судьба картины была решена.

Главный удар был, разумеется, нанесён со страниц «Нью-Йорк Таймс»: «Картина «Врата рая» беспомощна до такой степени, что вы можете подумать будто мистер Чимино продал свою душу дьяволу в обмен на успех «Охотника на оленей», а теперь дьявол явился за добычей». Эту статью, сочинённую Винсеном Канби, цитировали беспрерывно: «Ньюзвик», «Скрин интернэшионал», «Саузлэнд Таймс», цитировало телевидение, цитировали телеграфные агентства. Она открыла травлю.

«Ни тупость, ни бессвязность картины «Врата рая» не должны никого удивлять, поскольку и то и другое просто бросалось в глаза в «Охотнике на оленей», – написал влиятельны левый критик Эндрю Сарррис.

Стэнли Кауфман, «Нью Репаблик»: «Не было никаких оснований предполагать, что автор «Охотника на оленей» способен создать оригинальный фильм».

«Филмс ин ревью»: «В те дни, когда вокруг превозносили гений автора «Охотника на оленей», кое-кто из нас отчётливо понимал какое это дерьмо. Поэтому нам доставляет особенное удовольствие наблюдать, как бывшие поклонники Чимино пытаются сегодня проглотить свои уже произнесённые слова».

Глория Эмерсон, «Нэйшен»: «Каким бы ни был успех «Охотника на оленей»… этот фильм предлагал «неприемлемый взгляд на войну во Вьетнаме».

Полина Кайл, несомненно, была права, сказав, что пресса поджидала Майкла Чимино в засаде. Примерно то же написал и Дэвид Дэнби в журнале «Нью-Йорк»: «Провал картины «Врата рая» вызвал не меньше восторга, чем разочарований».

***

Если бы после «Охотника на оленей» Чимино снял нормальный традиционный грамотный фильм, то как ни щёлкай зубами вся эта свора, ей не во что было бы вцепиться и пустить кровь. Новый фильм можно бы похвалить, поругать, не заметить – и, в конце концов, забыть.

Но не заметить «Врата рая» было нельзя. Невероятный размах постановки, немыслимые расходы, несоблюдение графика работы, столкновения со студийным начальством – всё это давало регулярный материал для прессы.

То защитники окружающей среды устраивали истерический кипишь, обвиняя Чимино в том, что пригнав в Монтану тяжёлую технику, он нарушил экологию какого-то болота. То вдруг оказывалось, что режиссёр дурно обращается с массовкой, которая вынуждена проводить целые дни в пыли и на жаре. Общество защиты животных (American Humane Association) сообщило, что по свидетельству каких-то – естественно, анонимных – членов киногруппы режиссёр плохо обращается не только с людьми, но и с животными, то бишь с лошадями, которым приходится падать на полном скаку (словно до Чимино никто не снимал вестернов).

Надо думать, регулярно читая всё это, «доброжелатели» Чимино потирали руки – им оставалось только ждать, терпеливо ждать. И они дождались своего часа.

Фильм был растоптан и уничтожен. А вместе с фильмом – как у прогрессивных критиков удачно всё сложилось! – и его автор.

                                                                                      «Кстати», Сан-Франциско