18 июля в Ереване состоялась церемония закрытия XII международного кинофестиваля «Золотой абрикос». Зара Абдуллаева – о конкурсных картинах и о том, что их объединяет.
«Золотой абрикос» – фестиваль, делающий ставку на чистопородное кино, собирающий в конкурсной программе (арт-директор Сусанна Аратюнян, программный директор Михаил Стамболцян) и хиты, и менее засвеченные фильмы. Право первой ночи для отбора картин лучшим кураторам давно видится архаичным. Это «право» нередко становится угрозой художественным достоинствам фильмов. Значимых или интересных картин гораздо реже случается в текущий сезон, а число фестивалей, которые необходимо насыщать, возрастает.
Нынешний конкурс объединяет – возможно, спонтанно – проблематика, волнующая абсолютно разных режиссеров. В центре каждого, избранного для конкурса фильма, не обошлось без травматического синдрома и его последствий. Личных, социальных, культурных, политических. Возможно, именно так нынешний «Абрикос» (подсознательно) отозвался на страшную дату – столетие армянского геноцида. Чтобы зрители прочувствовали и в других событийных «сюжетах» персональную боль героев, оказавшихся в чрезвычайных обстоятельствах, вполне конкретных, но при этом не исключенных (если есть хоть капля воображения или просто-напросто человеческий опыт) для каждого из нас.
«Конец зимы» молодого корейского режиссера (он родился в 1985-м) Ким Дэ-хвана – дебют экстраординарный, хотя очень скромный (в Ереване он получил второй по значимости приз – «Серебряный абрикос»), зато с родословной, лишенной подражательных позывов. Тут веет дух Одзу. О благородной – сложной – простоте этой семейной драмы я писала по горячим следам ее мировой премьеры в Берлине.
Но любой фильм каждый раз видишь немного – или много – иначе. Провинциальный городок. Старого педагога высшей технической школы провожают на пенсию. На церемониальном событии присутствуют красавица-жена, сыновья. После официальной части – семейный обед. Молчаливый, внешне безразличный, «весь в себе» пенсионер и вполне при этом крепкий мужчина объявляет – на ровном месте, что разводится с женой. И – никакими резонами такое решение никого не удостаивает. «То, о чем нельзя говорить, следует молчать». Знаменитая формула Витгенштейна тут уместна и естественна.
Внутренняя мощь мужа и отца семейства очевидна без какого бы то ни было намека на браваду. Независимость, к обретению которой этот человек, возможно, готовился давно, наконец состоялась. Теперь он останется наедине с собой, без работы и близких. Но персонажам этого тончайшего фильма придется провести вместе два дня из-за непогоды. Снегопад запорошил дороги. Родственники не могут вернуться в Сеул. Чего стоит каждому из них новая конфигурация отношений режиссер не педалирует. Поведение, реакции персонажей обыденны и артистичны – таково здесь присутствие достовернейших исполнителей. Результат: меланхоличное, минималистское кино, обходящее фестивальные клише как вирусной угрозы.
«Проект века» Карлоса Мачадо Квинтелы – черно/белый фильм, в который режиссер внедряет фрагменты телехроники 70-х. В те полузабытые годы СССР помогал построить на Кубе больше десятка атомных электростанций. Амбициозный проект не выдержал разнообразных – не только технических – испытаний. Громадные постройки стали пространством захоронения ядерных отходов. Спустя годы в этом странном пространстве, заряженным кошмаром, регулярно проводятся операции по истреблению малярийных насекомых. Тут живет тоже странная семья: молодой человек со своим отцом и дедом.
Старики не могут избавиться от воспоминаний – ничего у них больше не осталось. Дружба, а точнее, любовь к Советскому Союзу – их персональный, не истребленный временем багаж. А бремя – только их возраст. Оживляются они, возрождая в своей убогой рутинной жизни образ Гагарина, который улыбается на телеэкране и зовет «Поехали!» Но этим кубинцам приходится ждать только смерти.
«Вулкан Икскануль» (переводится также и как «Вулкан Ишканул» или «Иксканул » ) – изумляющий дебют гватемальца Хайро Бустаменте, совершенно лишенный этноспекуляций (специальное упоминание жюри). Мы о нем тоже уже писали во время Берлинале. Заподозрить молодого режиссера в эксплуатации региональной фактуры, натуры невозможно даже при таком желании. Это трагическое, несентиментальное кино с отменно (для первой картины) проработанными характерами и поразительными актерами. О Бустаменте, учившемся в Париже и Риме, фестивали будут теперь следить с пристрастием.
Место действия – беднейший район на западе страны, близ потухшего вулкана. Жена, муж «пашут» в поте лица на кофейной плантации вместе с другими бедолагами-индейцами, бесправными и находящими отдохновение только за рюмками рома. Марию, свою дочку, не знающей, как все здешние работяги, испанского языка, они собираются выдать замуж за преуспевающего – гораздо более «цивилизованного» соплеменника. Но Мария беременеет от парня-простака, которого любит и который – в надежде на лучшую долю – бежит в Соединенные Штаты. Парадокс: родители, как можно было бы ожидать в мелодраме, дочку не неволят, а завидному жениху в свадьбе отказывают. Перипетии, которые ждут Марию, ее родителей, ее ребенка сериальным мылом не пахнут. Нюансы сдержанных и убийственных страданий этих людей (ребенка Марии продали в Америку – таков процветающий местный бизнес) сняты Бустаменте и чувственно, и без фальшивых слезоточивых эффектов.
Рабская зависимость от социальных условий – основа черно-белого румынского «Аферима» (в переводе с турецкого «Браво») Раду Жуде. Валахия начала Х1Х века. Приключенческую интригу плетет охота за беглым цыганом. Но по ходу эпического, снятого с юмором и всего за 400 тыс. евро исторического костюмного фильма, есть возможность понаблюдать за обрядами, обычаями, нравами разных племен и народов. Познавательно.
Действие немецкого «Убежища» (Freistatt) происходит в конце 60-х – 70-е. Марк Бруммунд (Brummund) честно прорабатывает национальную травму, запятнавшую Германию исправительно-трудовыми лагерями для «трудных» (большинство мальчишек попадали туда по ложным обвинениям) подростков. Такие заведения изменили свой зверский, рабовладельческий статус только к концу прошлого века. Юный Вольфганг (Александр Хельд), нежная душа с чисто арийской внешностью, попадает в немилость своего отчима, которого обожает мать мальчика. Они сдают Вольфа в трудовой лагерь, расположенный в болотистой местности, из которой немыслимо сбежать. Холод, голод, побои, издевательства, педофилия лагерных начальников сравнимы только с их коллегами из концлагерей, включая, конечно, ГУЛАГ. Вольф в окружении чудесных, отпетых, слабонервных – самых разных мальчишек, один из которых кончает жизнь самоубийством, – становится вожаком движения сопротивления. Претерпевая невыносимые физические и метафизичсекие испытания, он поднимает ребят на бунт – это, можно сказать, эхо знаменитого восстания в варшавском гетто во время Второй мировой. Ему удается бежать домой, откуда его тут же отправляют в лагерь, где инсценируют смерть заживо, выкапывая могилу и засыпая тело мальчика землей. Это – урок. За ним следует вывод: Вольф приноравливается к фашистскому распорядку и гибельным унижениям. Но такова его новая маска – плата за страх остаться здесь навсегда. Возвращение домой сводит его в который раз с ума. Дальнейшее – молчание. Или побег мальчика в никуда. Да, немецкие режиссеры умеют расправляться со своим прошлым и настоящим для того, чтобы не погубить будущее. Такой бесхитростный, однако важный фильм надобно показывать всем. Он и получил приз зрительских симпатий.
«Дора, или Сексуальные неврозы родителей» швейцарского режиссера Стины Веренфельс (Werenfels) – еще одна версия нестерпимой травмы. У папы, профессора экономики и интеллигентной мамы на грани нервного срыва мамы есть дочка. Восемнадцатилетняя инвалидка (не вполне даун, однако), красивая Дора (Виктория Шульц). Папа с мамой надеются завести второго ребенка. Но жизнь готовит им сюрприз или вызов. Дора знакомится на улице с благонравным аферистом и влюбляется в него. Ее пассию играет знаменитый актер берлинского театра Шаубюне Ларс Айдингер, в репертуаре которого Гамлет, Ричард III, а также грандиозный «Тартюф» в постановке выдающегося Михаэля Тальхаймера.
Поскольку Доре родители предоставляют свободу передвижения без специального присмотра – такова идея, способствующая социализации больной девочки, она встречает приятного незнакомца еще и еще раз. Однако искусственная сценарная увертка не раздражает хамоватой расчетливостью. Дора беременеет. Дора отчаянно любит проходимца, не лишенного нежности и почти влюбленности в девочку. Родители переживают шок, уязвляют конструкцию фильма беспардонной откровенностью, но и тонкой переменчивостью в своем поведении, мирочувствии. Аферист, завсегдатай игровых домов Лас-Вегаса, куда он обещает увезти Дору, само собой, обманывает ее надежды. Казалось бы (во всяком случае в пересказе), перед нами вновь эксплуатация проблемной зоны «инвалидов, которые тоже люди и любить умеют». Не совсем так. Каждый из четырех персонажей имеют собственную историю, нрав, ущемления. И тогда поверхностная коллизия травмированной больной юницы перестает быть в фильме главной и бьющей на жалость. Такой мейнстрим довольно трудно сделать. Ведь рискованный сюжет готов каждую минуту влипнуть в жалостливую залепуху.
Вполне милый фильм «Снежные пираты» снял турецкий режиссер Фарук Хасихафизоглу. И вновь: чрезвычайная интрига накаляет страсти и невзгоды в заснеженном Карсе, где происходит действие фильма, а персонажи едва дышат от холодрыги. В стране правит военная хунта. В Карсе уголь и продукты складируют в бункере под охраной безжалостной охраны. Мальчишки, голодные, холодные, уязвленные бесправием, в каникулярное время охотятся за углем, крадут его ошметки, выискивают возможность попасть в хранилища, где складированы запасы для жизни, а не для прозябания. Их игры, горячечные сны, мечтания, терзания, наказания в заброшенном пространстве преисполнены обаяния и простодушной человечности, которая порой бывает поважнее эксклюзивных режиссерских изысков.
Этими «изысками» испорчены средние, но претенциозные фильмы «Цюрих» (реж. Саша Полак) и аргентинский «Пожар» ( или «Огонь») Хуана Шнитмана. В «Цюрихе» нелинейное повествование вменяет публике «завлекательный» запрет на разъяснения мотивов ежесекундного безумия, постигшего героиню по имени Нина (WendeSnijders). Ее метания, навязчивая неадекватность и постоянная ошалелость раскрывается в части первой, следующей за второй, с которой фильм начинается. Самоубийство мужа и ужас, накрывший Нину (у нее есть маленькая дочка), она не может пережить. Режиссер снимает банальное европейское фестивальное кино, оправданное, видимо, на его взгляд, бенефисной ролью, сыгранной, впрочем, с твердым знанием штампов.
Такая же, в общем, досада имела место в аргентинском фильме о пожаре сердец молодой парочки, решившей переехать в новую квартиру, но успевших за два, кажется, дня измучить друг друга «пустыми хлопотами» – выяснением «любишь/не любишь» простого симпатичного парня и нервической возбудимой барышни, маниакально недовольной его отношением к себе. Их словесные истязания (состязания) в какой-то момент, что отрадно, переходят в жесткий секс, а не в поножовщину. Но других радостей зрителям увидеть не пришлось. Образчики стереотипов так называемого арт-кино – непременное условие каждого приличного фестиваля. Без них обойтись нельзя хотя бы для того, чтобы не запутаться – не запудрить мозги зрителям, критикам, жюри.
И жюри во главе с Робером Гедигяном (я помню по кадрам его умный фильм «Человек с Марсова поля») оказалось на высоте. Такое в последнее время случается не часто, если вспомнить недавний Каннский фестиваль, не говоря, конечно, о ММКФ.
«Золотой абрикос» достался колумбийскому – третьему фильму Сиро Гуэрры (Ciro Guerra), 1981-го года рождения, «Обнять змею» (или «Объятие змеи» – El abrazo de la serpiente). Добыт он из каннской программы «Двухнедельник режиссеров»-2015. Справедливый выбор.
Казалось бы, этот изумительно снятый черно-белый фильм – оммаж культуре народов, расположенных на берегах Амазонки. Казалось бы, на экране произведение, сделанное «по заказу Юнеско» и повествующее о вине белого человека, разрушившего местные обычаи, сам способ жизни. Но такого наивного взгляда колумбийский режиссер, к счатью, не имеет. Это очень современное кино, хотя действие происходит в десятых и тридцатых годах прошлого века. В 1909-м немецкий этнограф попадает с помощью благонравного индейца (он его выкупил и спас таким образом от рабства) к шаману, который способен излечить белого человека целебным растением. Спустя годы американский биолог попадает к тому же, но постаревшему щаману, потерявшему память, чтобы найти то же целительное средство. Две истории переплетаются в изящно («бескровно») смонтированных флэшбеках, нарушая привычные представления о «бремени белого человека» и о мышлении, ритуальном поведении индейцев.
Ловушка восприятия состоит, в частности, в том, что этот фильм может показаться сугубо этнографическим исследованием. Ведь режиссера инспирировали на съемки такого кино дневники двух ученых – философского и зрелищного, преисполненного саспенса и неподдельной сложности. Кино, разрушающего расовые, человеческие, религиозные преставления и/или предубеждения. Погружающего зрителей в турбулентный камерный эпос.
Жестокость миссионеров, смехотворность прогрессистких идей (или роли цивилизации в познании людских отношений, природы), вопросы бытия, а не учебно-просветительское пособие – лишь часть этой изысканной и многомерной картины. Той картины мира, которую запечатлел колумбиец Гуэрра, чей второй фильм («Путешествия ветра») был в каннском «Особом взгляде» (2009), объехал более 70 фестивалей и шел в прокате 17 стран. Молодость на марше, как сказал бы Педро Кошту.
