Когда Сигарев привез на «Кинотавр» трагедию «Жить», названную некоторыми нехорошими критиками «репортажем с похорон», он признался, что задумал комедию. Я не поверила. Хотя черное молоко маргинальных сигаревских текстов всегда пузырится иронией. И вот, наконец, о его фильме можно сказать — «смешно», точнее: «страшно смешно».

В. С.: Подожди, но ведь среди моих пьес есть комедии. Впрочем, я не фанат собственного творчества. И да, для меня это была совершенно иная работа.

— По задаче?

— По отношению. Когда я учился у Коляды, он говорил: «Напиши пьесу, чтобы она тебя кормила». И я писал комедии. Вряд ли этот сценарий меня «накормит». Хотя страна у нас непредсказуемая. Единственное, что можно предугадать: ругать будут точно.

— А чем ты сегодня кормишься?

— Пьесами. Иногда Троянова помогает (в этот момент к нам подходит актриса Яна Троянова, жена и «принципиальный художественный аргумент» авторского кино Сигарева), сейчас она снимается в сериале ТНТ. Нет, мы не жалуемся.

— Как же возникла история о путешествии провинциальной девушки Лены из Малой Ляли к далекому и заветному ларьку на улице Трофорезов, в котором она намерена обрести счастье? Откуда к нам прилетела эта простодушная Снегурочка, по совместительству Элли… или Кабирия. У зрителя будет возможность пофантазировать.

В. С.: Героиня придумалась сразу. Красивая. Искренняя. Хотелось про нее рассказывать. Такая, знаешь ли, дурочка. Лена.

Я. Т.: Да нет, изначально главная роль предназначалась Васиному соавтору Андрею Ильенкову (в фильме писатель Ильенков играет меланхолического писателя, хозяина ларька). Для меня был сочинен выразительный эпизод: меня трахают на балконе, а я грызу семечки. И вдруг — главная роль.

В. С.: Помню, сценарий не двигался. А уже нужно снимать. Шел я к себе на день рождения и загадал, чтобы пришло решение. Оно пришло: все будет происходить в Новый год — как концентрация жизни, как переломный момент. Сразу — раз! — все встало.

Я. Т.: А день рождения у него 11 января. Когда, слава богу, дебильность, бесполезность нескончаемого праздника вроде бы иссякла. Уж сил нет праздновать. Но до 11-го еще дожить надо. Не у всех получается. «Скорая» работает круглосуточно.

— «03» в названии для меня не знак безнадежья, все же это «Скорая» ­— не катафалк, вроде надежды на реанимацию. К тому же действие разворачивается во вмерзшем в праздник, взрываемом петардами Екатеринбурге, городе с характером. Слегка хмельной, он существует на равных с героям.

В. С.: Хотелось любимому городу подарок сделать. Я же сам не из Екатеринбурга, из Верхней Салды. А это ж почти что «Малая Ляля».

— В вашем фильме есть камео Ройзмана, для чего ты уговорил его сниматься?

В. С.: Мы с Яной снимали ее короткометражку. Жили за городом. Мы же не прописаны в Екатеринбурге, не могли участвовать в выборах. Но когда, открыв ноутбук, я узнал, что мэром выбрали Ройзмана, тут же вписал этот эпизод: проезжающий мимо горемычной Лены водитель предлагает ей помощь, а потом говорит: «Да я мэр вообще-то». Он для меня символ города.

— Это история о разнообразных, в том числе и патологических особенностях русского характера. Знаю, что многие актеры отказались сниматься, напуганные радикальным сценарием.

В. С.: Лучше всех отреагировала начинающий продюсер Софико Кикнавелидзе. Сценарий попал к ней окольными путями, и дальше она просто не отставала от Трояновой. А вообще-то сценарий мало кому понравился.

Я. Т.: Ведущие продюсеры, включая Сельянова, сказали свое категорическое «нет», мол, вам даже прокатного удостоверения не дадут.

В. С.: Есть нецензурный клип с Робби Уильямсом и голливудскими звездами. Я его показывал нашим артистам, чтобы не боялись. Они разводили руками: «Им на Западе все можно». Известность здесь ни при чем. Можно быть страшно популярным… рабом.

— Создавая портреты — милые и кривые рожи — в своем кино, ты ориентировался на Салтыкова-Щедрина, Ерофеева, но прежде всего — на Гоголя…

В. С.: Гоголь — любимый автор. Мне кажется, его редко верно трактуют. Взять тот же «Вий». Это же история про совесть. Про страх. Хому угнетает чувство вины. Но вся нечисть, вурдалаки — в головах. Что же касается рож, то все рожи — это я. Начиная с моей героини Ленки. Я никого не обличаю.

Я. Т.: У него нет дистанции с персонажами, он и одевал их в свою одежду. Отдавал им свою «прямую речь». Например: «Я выпиваю, чтобы общаться». Видишь, когда он трезвый, смущается и молчит. Некоторые думают, что он дебил. И я объясняю: он же писатель, ему за письменным столом проще.

— Ты же не закладывал специально в эту историю мифологические «кирпичи»: рифмы с «мертвыми душами», пивные братцы элдэпээровцы, словно из «ларца» «Вовки в тридевятом царстве», корабль-призрак, Элли в поисках исчезнувшего домика-киоска…

В. С.: Нет, как и название «Страна ОЗ», они сами выплывают из текста. Если будешь «закладывать», получишь схему. Пытаюсь рассказывать про человека.

Я. Т.: Он поселяет героев в свои тексты, а дальше ему с ними интересно, сам не знает, что они ему устроят. И все совершенно искренне. Он даже спит как ребенок — на спине, широко разбросав руки…

— Рабочее название фильма — «Занимательная этология». Нет ли в этом уничижительного отношения…

В. С.: Этология изучает инстинкты и поведение животных и человека. Но я же сказал, что и себя в той же мере «рассматриваю», «исследую». У меня самого предостаточно пороков.

— Кто-то точно назвал ваш фильм о стране «ОЗ» «комедией ужасов».

В. С.: В этом много правды, если считать ужасным то, к чему мы привыкли и уже не замечаем: В подъезде. В учреждении. Во дворе. В телевизоре.

— Можно назвать фильм и черной сказкой, из которой вы выныриваете в финале в почти детскую, ошпаривающую наивом мелодраматику.

В. С.:. Просто Гоша Куценко напел мне песенку с двух телефонов: на одном текст, на другом музыка. Я поставил ее в финал, и все сказали: «Ты с ума сошел».

Я. Т.: Мне хотелось, чтобы люди, которых Лена встречает, оказались косвенной причиной ее гибели. Но по монтажу стало понятно, что люди-то все неплохие. Когда Сигарев пообещал лирическую песню, я предупредила съемочную группу: «Завтра он передумает». От Васи такого я не ожидала. Но когда стали репетировать эту сцену, рыдали все.

— Между прочим, в финале «Волчка» тоже была тихая колыбельная. Как молитва по погибшей девочке. Вообще, мне нравится, что вы выпрыгнули из привычной черноты — куда-то еще. В тревожное волшебство страны «ОЗ». А к чему тебе политика, просачивающаяся в складки фильма: ЛДПР, Навальный, Ройзман, которому недоверчивая Лена заявляет: «Мэр? А чего ж не президент?» Хороший вопрос.

В. С.: Вообще-то у нас политики нет, она висит в воздухе. Помнишь, какая песня звучит, когда Лену сталкивают с балкона? «Давай разрушим эту тюрьму! Этих стен стоять не должно!» Она звучала на Болотной. Наш бард (Владимир Симонов), заслушивающийся ею, как будто оппозиционер. «Как будто» — ключевое слово. У нас оппозиция превратилась в симулякр. Выглядит порой смешно, опускаясь до непозволительных вещей.

Я. Т.: Мы же сами все это пережили, ходили на митинги. Потом отказались. Самим смешно вспоминать, как с гордостью я заявляла: «Мы — оппозиционеры!» Теперь снова на кухню со своим недовольством.

— Ты верен отчасти балабановской интонации. И художником по костюмам позвал его жену Надю Васильеву, и в эпизоде снял его товарища Мосина, участника трех последних балабановских фильмов.

— Смерть Балабанова стала для меня личной трагедией. Я ревел. Напился. Мы полетели на похороны в Питер. «Почему эта интонация?» Это ж не специально. Не знаю. Для меня он и его тема в кино столь важны, что у меня в сценарии само написалось имя персонажа: «Бандит из фильма Балабанова «Я тоже хочу».

— А название «Страна ОЗ» «написалось» с подсказки продюсера Дулерайна. Но и в сюжете много перекличек с хрестоматийной сказкой Баума. Лена из Малой Ляли — практически Элли из Канзаса — встречает злых и добрых соотечественников. Включая Железного дровосека, которым окажется Куценко. Волшебником этого Изумрудного города можно счесть соавтора Сигарева, писателя Ильенкова. Есть домик-палатка, ждущий встречи с Леной, затерявшейся в бессмысленном и беспощадном урагане под названием «Новый год». Есть собака Тотошка. И даже шибанутый белой горячкой философ Баширова называет себя Бастиндой.

В. С.: В его герое много от депутатской психологии, когда твердят о морали, а сами в баньке за щеку закладывают.

— А к чему тебе эта физиология, картинки с дефекацией, бросание дерьмом?

В. С.: Баширов спрашивает писателя: «Тебе разве интересно писать про говно?» Тот отвечает: «Это все человеческая природа». Есть люди, которые не могут зайти в туалет при близком человеке. Это проблема. Но об этом тебе не скажут ни в кино, ни в театре. Дерьмом у нас кидается несчастный человек.

— Такой «несчастный» человек не только всех дерьмом замарает, но сожжет все вокруг: и палатку, и дом. А если позволят, и страну.

В. С.: Так я же говорю: «несчастный». Был бы счастлив, свободен — ничего бы не поджигал.

— Ты описал «великую и ужасную» страну на пике переходного времени (у нас каждый новый год — все с нуля, заново), в которой все всем чужие. Как жить с этим ощущением раскола в экстренной «стране 03»?

В. С.: Многие мудрые пытались, но так и не ответили на этот вопрос. Но к чему уходить в глобальное? Надо просто делать свое маленькое дело. Мне нравится совет Абдрашитова: «Делай, что нравится. Дружи с теми, кого любишь».

Я. Т.: Хочется жить в соответствии с собой. Не пыжиться, не показушничать, не пытаться выпрыгивать из своих штанов.

— Легко сказать. Вы запускали фильм в одно время, а уже наступило другое. С цензурой. С комитетами и подкомитетами, которые будут «сверять», «разрешать», «не рекомендовать».

В. С.: Это социальный запрос — так хочет народ. Он эти гайки и закручивает. Мне, если честно, Путина даже жалко.

— ???

В. С.: Потому что ему в этой стране приходится быть диктатором. Дело же не в нем. История, разворачивающаяся на наших глазах, подтверждает мою мысль. Мне кажется, ему страшно. Окружение продуцирует его жесты. Свита играет короля.

— Царь хороший, бояре плохие?

В. С.: Хороший поборол бы свой страх и остановил бы процесс омертвения вертикали. Тотальной ненависти, которую посеял сам народ. Ненависти, которая в итоге убила Немцова.

— Наконец-то мы увидели совершенно новую, неузнаваемую Троянову. Не огнеопасную. Тихую, поначалу безответную, примороженную Лену. На протяжении этой истории она взрослеет. Пока в ней не закипает ярость… Роль и по задаче, и по исполнению феноменальная.

В. С.: Я Трояновой сказал: «Просто убери свою агрессию».

Я. Т.: Так и знала, что ты это скажешь. Мне самой это было необходимо. В какой-то момент болезненно ощутила, что двигаюсь из света во тьму. Примерно к началу съемок обнаружила себя на дне. Не верила, что способна на какой-то, прости за пафос, духовный рост. Все важные смыслы были нивелированы.

— А говорят, что кинематограф не может изменить людей. Вы оба мне кажетесь мягче, терпимей, доброжелательней.

Я. Т.: Раньше не казались? Мне тоже. Меня и люди раздражали, зато себя чувствовала прямо «творцом», «небожителем», смешно вспоминать. Эта работа дала возможность изменить направление. Уйти от агрессии. Около двух лет вообще не пью. Но не хочу быть безмолвной Ленкой, не хочу бояться жизни. Хочу самостоятельно взрослеть. Этот придурошный и очень светлый характер давался мне крайне тяжело. После некоторых дублей я рыдала и орала. Будешь смеяться, было похоже на изгнание дьявола, меня буквально колбасило, все во мне противилось ее чистоте. Потом я успокаивалась, извинялась перед съемочной группой и… заходила Леной Шабадиновой в кадр. Еще одна трудность: партнеры просили меня подыграть, им нужны были реакции на их реплики. А я не могла, потому что Лена — кокон, из которого только к финалу выпорхнет бабочка.

В. С.: Я писал на Яну эту роль. Я ее знаю…

Я. Т.: Мне показалось, когда прочитала сценарий, он ошибся. Даже было неловко за него. Неужели, думаю, настал период, когда он будет снимать не актрису Троянову, а жену Троянову? Тут же нечего играть!

В. С.: Троянова отказывалась, пока не поняла, что я имею в виду. А у меня не было иных вариантов. Зато точно знаю: никто другой этого бы не сыграл.

— Мат в картине — необходимый художественный прием. А мы существуем во времени, когда мат бесповоротно вычеркнут. Может ли фильм жить в том виде, в каком ты ее снял?

— В прокат, благодаря некоторым режиссерам, ставшими начальниками от культуры, идем в запиканной версии. Иногда запикивал огромными фразами. Чтобы сделать хлеще, когда не понятно, о чем говорят, абсурда еще больше.

— Версия с «заглушками» становится зеркалом того «чудесатого», что происходит в нашей жизни, а не только в кино Сигарева. Расскажи про документальный фильм «Крым наш».

— Мама моя была на экскурсии, привезла любительские диски из Ялты. Мне так понравилась эта съемка: смешно и страшно. Я его перемонтировал и сделал монтажное кино. О нашем нашествии в Крым. Беззаботном, веселом. Не задумывающемся о будущем.

Источник.