Нынешнему молодому поколению, пресыщенному разнообразной медийной продукцией, наверное, трудно себе представить на каком голодном пайке были вынуждены находиться отечественные зрители начала 1980-х (как, впрочем, и 1930-х-1970-х).

Знаменитые зарубежные фильмы можно было посмотреть, как правило, только на Московском международном фестивале. В массовый прокат западное кино попадало с большим запозданием и в минимальном объеме. Поэтому понятно, с каким трепетом студенты киноведческого факультета ВГИКа 1980-х ждали редкие поездки в Госфильмофонд, где можно было, к примеру, увидеть, казалось бы, намертво запрещенные в СССР западные фильмы… Учась в это время на киноведческом факультете, я старался не упускать ни одной возможности поехать в заветные Белые Столбы. Так в один прекрасный день я напросился поехать в Госфильмофонд с группой профессора К.Э. Разлогова.

Надо сказать, что, обладая феноменальными лингвистическими способностями (он владеет практически всеми наиболее распространенными в Европе и Америке языками), Кирилл Разлогов уже к тридцати годам получил известность в научных кругах как блестящий переводчик и автор работ на тему «семиотика и кино». В 1980-х годах он опубликовал несколько книг по проблемам теории и идеологии кинематографа и занимал престижный пост советника председателя Госкино.
Далеко не все преподаватели ВГИКа соглашались взять с собой «чужих» студентов/аспирантов в свои поездки в Госфильмофонд. Но Кирилл Эмильевич не принадлежал к их осторожному числу. По дороге в Столбы я осмелился показать профессору Разлогову черновой вариант моей первой книжки, написанной на зарубежном киноматериале. Кирилл Эмильевич пролистал страницы рукописи, иронично улыбнулся и поинтересовался, почему я с таким жаром нападаю на триллер Брайана де Палмы «Наваждение»? Неужели не заметно, что это блестящая постмодернисткая стилизация на тему классических фильмов Альфреда Хичкока?
К моему стыду, в силу (в ту пору) слабой «насмотренности» такие аллюзии были для меня за семью печатями. Фильмов Хичкока я тогда почти не знал. Других фильмов Де Палмы тоже не видел… Так или иначе, этот разговор вызвал у меня желание разобраться в законах функционирования массовой экранной культуры, чему, в частности, помогали мне и работы К.Э. Разлогова, тем паче, что он проявил себя как яркий медийный культуролог, исследующий эволюцию средств массовой коммуникации и механизмы их воздействия на аудиторию.

К примеру, книга К.Э. Разлогова под названием «Не только о кино»(2009) дает читателям замечательную возможность соразмышления с ее автором о парадоксах сложного спектра взаимоотношений человека и медиа. В основе книги – сотни статей, опубликованных Кириллом Эмильевичем в постсоветский период в различных изданиях и собранных под одной обложкой. Отмечу, что многое в книге открыто полемично, что свойственно и прежним публикациям мэтра. Вспомним его нашумевшую в 1980-х годах статью в журнале «Искусство кино», посвященную развитию и перспективам развлекательного кинематографа в России или эпатажную (для тонкой душевной организации медиапедагогов-энтузиастов) статью о медиаобразовании [Разлогов, 2005]. Так противникам развлекательного, жанрового кинематографа культурологическая позиция К.Э. Разлогова казалась абсолютно неприемлемой…

По этому поводу К.Э. Разлогов пишет следующее: «Знаю по собственному опыту, что учишься выступать, бороться и доказывать свою позицию именно во враждебной аудитории, когда знаешь, что тебе нужно сосредоточить все силы и все умения для того, чтобы доказать правоту свой точки зрения, которая в данный момент не принимается и, быть может, будет принята лишь лет через пять или десять» [Разлогов, 2009, с.33].

Отдельного разговора заслуживает трактовка автором темы медийного насилия. Здесь К.Э. Разлогов также, вопреки стандартному общественному мнению об однозначном вреде лицезрения секса, драк и убийств на экране, порождающих разврат и вспышки насилия в реальной жизни, резонно замечает, что при этом «мы никогда не узнаем, сколько потенциальных душегубов отказалось от своих жутких намерений, удовлетворив жажду убийства зрелищем» [Разлогов, 2009, с.34-35].Убедительно, на мой взгляд, описан ученым и механизм притягательности такого рода медиатекстов для массовой аудитории: «все помнят многочисленные триллеры, где потенциальный убийца (в той или иной степени психопат) следит за раздевающейся или предающейся сексуальным утехам жертвой. Но смотрели-то мы – «нормальные» люди, и экран удовлетворял тайную страсть, делая ее культурно приемлемой»[Разлогов, 2009, с.39].

Культурологические пассажи нередко органично совмещаются у К.Э. Разлогова с автобиографическими мотивами. Так читатель с удивлением узнает, что на заре своей юности Кирилла Эмильевича не приняли (!) на киноведческий факультет ВГИКа, так как он не смог (!?) написать рецензию на фильм Г. Данелия и И. Таланкина «Сережа». И что нынешний академик Национальной академии кинематографических искусств и наук России далеко не всегда так легко летал по маршруту Москва-Париж-Москва, потому как был и в его жизни период, когда советские власти мучительно решали, отпустить его на «тлетворный Запад», или нет…
Автобиографическая тематика продолжилась и в «Моих фестивалях»[Разлогов, 2015], где автор органично совмещает рассказ о своем профессиональном становлении с размышлениями о фестивальной миссии.

Читая эту книгу (а написана она живым, увлекательным языком, куда безжалостная рука автора для контраста вставляет фрагменты своих публикаций 1970-х, где намеренно не изменен ни один абзац, тронутый социалистическим канцеляритом), я с радостью для себя отмечал сходства наших киноманских увлечений. Так К. Э. Разлогов ностальгически сожалеет, что, оказавшись в годы своей юности рядом со своими тогдашними кумирами Франсуа Трюффо и Жанной Моро, так и не осмелился с ними заговорить [Разлогов, 2015, с.18]. А мне тут же вспомнилось, как я когда-то при аналогичных обстоятельствах не рискнул поговорить с Клодом Лелушем (но зато чуть позже все-таки обменялся парой фраз с любимым актером Ф. Трюффо – Жаном-Пьером Лео).

И если юный Кирилл Эмильевич всеми правдами и неправдами пытался проникнуть на закрытые просмотры в кинозал Высших курсов сценаристов и режиссеров: «прячась за занавесками, под креслами, чтобы не вывели»[Разлогов, 2015, с.28], то я в студенческие годы с переменным успехом повторил этот путь, но уже в просмотровом зале Госкино СССР, где часто слышал, как Кирилл Эмильевич блестяще переводил всяческим отборочным и прочим комиссиям фильмы с английского, французского, болгарского, итальянского, испанского и португальского…

Не могу похвастаться тем, что был хорошо знаком с такими ушедшими мэтрами советского киноведения, как В.Е. Баскаков, Р.Н. Юренев, Г. А. Капралов, Н. М. Зоркая, однако, и здесь мои воспоминания о встречах и разговорах с этими незаурядными личностями хорошо «монтируются» с текстом «Моих фестивалей» [Разлогов, с.69-73]. Так хорошо запомнилась своего рода лекция о внутренней политике Госкино, которую «прочел» мне В.Е. Баскаков, когда по доброте душевной вез автора этих строк – тогда студента ВГИКа – на своей служебной машине из Болшево в Москву.

Не забыл я и того, как на целых десять дней оказался студентом в мастерской Р. Н. Юренева, которую он вел для молодых тогда кинокритиков в том же Болшево 1980-х. И как Ростислав Николаевич в течение получаса рассказывал мне подробный замысел своей статьи об эротической теме в творчестве Пьера-Паоло Пазолини. А потом вдруг сменил тему и стал горестно сокрушаться по поводу неудавшейся, по его мнению, судьбы его сына Андрея (последний, кстати, был одним из моих ВГИКовских преподавателей, и мы, студенты, его занятия очень любили).
Помню и добрую иронию Неи Марковны Зоркой: отдавая мне в руки свой весьма положительный отзыв на мою диссертацию, она, явно пародируя героинь Фаины Раневской, заметила: «В мои годы, молодой человек, так рано докторские не защищали!». А как забыть проникновенную речь Георгия Александровича Капралова, которую он произнес на защите всё той же диссертации, будучи одним из официальных оппонентов!

А когда автор «Моих фестивалей» пишет, что Р. Н. Юренев (в 1970-х тот был руководителем кандидатской диссертации Кирилла Эмильевича) терпеть не мог структурализм [Разлогов, 2015, с.119], мне сразу же вспоминается саркастическая фраза Клары Михайловны Исаевой (у которой я учился во ВГИКе) по поводу моих студенческих восторгов семиотическими исследованиями К.Э. Разлогова: «Читать надо классиков киноведения! А Кирилл начитался модных французских книжек, и завлекает теперь неокрепшие души молодежи!».

Что касается анализа кинофестивальной жизни, то он сделан в книге с присущей автору обстоятельностью и обоснованностью.

Так, справедливо отмечая особую роль кинофестивалей, проводящихся в тоталитарных или авторитарных странах, он ставит четкий диагноз: «У нас на глазах Московский международный кинофестиваль из «окна в киномир» превратился в заурядный, небольшой и мало кому интересный фестиваль. … И лишь ветераны: Канны, Венеция и Берлин – сохраняют связь с реальным прокатом, и то весьма условную: они либо борются за коммерческие фильмы, уже подготовленные к выпуску (но второго эшелона, поскольку первый в фестивалях не нуждается вовсе), либо проталкивают в узкий, специализированный и умирающий прокат своих призеров, пусть даже на один-два сеанса» [Разлогов, 2015, с.13].

Моя скромная фестивальная биография, разумеется, и в подметки не годится впечатляющему «списку Разлогова», однако, даже мои фрагментарные впечатления от кинофестов в Москве, Монреале, Локарно, Женеве и Оберхаузене находятся на «одной волне» со многими воспоминаниями Кирилла Эмильевича.

Конечно, можно, наверное, поспорить с категоричным выводом К.Э. Разлогова относительно перспектив получения «нашим» фильмом Золотой пальмовой ветви, так как «просто не может российская картина (даже самая гениальная) получить в нынешней конъюнктуре каннскую «Пальму», поскольку поставит под угрозу долгосрочные отношения между фестивалем и первой кинематографией мира» [Разлогов, 2015, с.250]. Однако в целом «фестивальная» аналитика Кирилла Эмильевича, незамутненность его ироничного взгляда на тамошние процессы и внутренние течения, думается, не подлежат сомнению.

Третья книга К.Э. Разлогова – сконцентрированная на шестистах страницах история мирового кино от немого периода до наших дней. При этом автор изначально подчеркивает субъективный характер своего объемного труда и существенные отличия его от классического преподнесения кинопроцесса. «Мировое кино» [Разлогов, 2013] написано живым, увлекательным, полемичным языком, понятным широкой аудитории.

Так во многом вопреки устоявшимся (в отечественном киноведении) мнениям, К.Э. Разлогов резонно утверждает, что «представление Эйзенштейна и его собратьев по искусству о непосредственном эмоциональном воздействии на широкие массы на основе архаических форм восприятия было скорее теоретической иллюзией, нежели реальностью. Конечно, «Броненосец “Потемкин”» бил по нервам зрителя, но аудитория в этот период предпочитала «Медвежью свадьбу» (1925) Константина Эггерта и Владимира Гардина – советский вариант фильма ужасов» [Разлогов, 2013, с.101].

Вот почему, и об этом тоже логично пишет Кирилл Эмильевич, жанровые компоненты были неотъемлемой частью многих так называемых историко-революционных фильмов советского периода: «для привлечения зрителей в кинотеатры мало было политической злободневности – нужны были приключения и тайны, требовавшей разгадки. Историко-революционная тематика представляла для этого большие возможности и придавала приключенческим конфликтам необходимую идеологическую актуальность» [Разлогов, 2013, с.121].

Размышляя далее о балансе между серьезным и развлекательным на экране, К.Э. Разлогов еще не раз обращается к многочисленным примерам как западного (например, творчество Э. Любича), так и восточного кино. Из самой композиции и объема, выделенного автором на те или иные временные периоды, видно, что кинематограф последних пяти-шести десятилетий интересен Кириллу Эмильевичу в большей степени, нежели Великий Немой. Он с удовольствием анализирует фильмы французской и чешской «волн», ключевые работы польских и венгерских мастеров, голливудское и азиатское кино последних десятилетий.

Очень интересны размышления К.Э. Разлогова о фильмах таких заметных отечественных мастеров как В. Абдрашитов, А. Герман и К. Муратова, поданные через призму соц-арта [Разлогов, 2013, с.260-263].
В этом контексте любопытен и вывод автора о том, что «по мере того как на территории империи «реального социализма» художники освобождаются из пут социалистического реализма, исходные принципы этого творческого метода получают все более полное воплощение в западном кино» [Разлогов, 2013, с.268].

Обращаясь к своеобразным проявлениям киноглобализации, К.Э. Разлогов убедительно пишет, что «трансформация повествования, перенос сюжетов, использование классических мотивов в разных странах, безусловно, способствуют глобализации на уровне массовой культуры и приводят не столько к унификации, в которой ее упрекают, сколько к активному взаимообмену культур на уровне массового сознания, в первую очередь среди молодежи. Таким образом, бродячие сюжеты как сами по себе, так и в различных экранных вариантах способствовали в разной мере процессам глобализации, поскольку погружали зрителей разных стран им регионов мира в одни и те же, как правило, универсальные коллизии. Любовь и враждебное окружение, супружеская измена и расплата за разврат, соотношение нравственности и безнравственности представляли собой универсальные сюжеты, которые так или иначе возбуждали страсти в самых разных концах планеты» [Разлогов, 2013, с.373].

Свою книгу об истории кинематографа К.Э. Разлогов завершает кратким обзором особенностей мирового кино XXI века с его новыми техническими возможностями.
Едва появившись на свет в первом издании 2011 года, «Мировое кино» успело подвергнуться жесткой (и зачастую несправедливой) критике в зубастом интернете. И здесь можно согласиться, что «ненависть к сильным, богатым и удачливым, ненависть к евреям, инородцам и неверным, ненависть к людям другой культуры, другого пола, возраста, вероисповедания, достатка или социального положения нас окружает повсеместно. Более того, она сидит в каждом из нас и готова вырваться наружу, как только представится такая возможность» [Разлогов, 2009, с.38]. Однако мне всегда казалось, что К.Э. Разлогов относится к той породе щедрых и талантливых людей, которые имеют счастье никому в жизни не завидовать (ну, разве что по части кинопросмотров, да и то в раннем возрасте). А вот ему (в хорошем смысле) позавидовать стоит. Даже тем, кто поступил на киноведческий факультет ВГИКа с первого раза…

В одной из своих книг Кирилл Эмильевич рассказывает, как он, проведя детские годы в Париже и потом, оказавшись в Москве, много лет хотел попасть на Сахалин. У меня всё случилось с точностью до наоборот: родившись на Камчатке и проведя первые годы жизни на Сахалине, я много лет мечтал попасть в Париж… В конце концов мы оба побывали там, где хотели. И всё это, благодаря кино. Ведь откуда еще наглядно узнаешь о манящих сахалинских гейзерах и огнях Монмартра?