Андрей Плахов. Нежно против шерсти

Премьера кино

Выходящий в прокат фильм «Это всего лишь конец света» Ксавье Долана — кино очищенных эмоций и свободной игры форм, что далеко не значит, будто оно всем по вкусу.

Долана, уроженца Квебека, принято называть вундеркиндом и мультиталантом. Режиссер, сценарист, актер, художник, клипмейкер в одном лице, он появился в Канне двадцатилетним и тут же покорил главный фестиваль мира фильмом «Я убил свою маму». Своеобразный антиремейк этой картины под названием «Мамочка» Долан представил на том же фестивале два года назад. Тогда жюри удачно пошутило, не просто наградив его одним из призов, но и разделив этот приз с Жан-Люком Годаром: младенец и ветеран в одном флаконе, и объединяет их забота о развитии языка кино.

Марион Котийяр рассказала «Ъ» о фильме «Это всего лишь конец света» >>>

Теперь модному режиссеру 27 (столько было Эйзенштейну, когда он снял «Броненосец «Потемкин»), и он в пятый раз вернулся на Лазурный берег с очередной картиной, вызвал споры на грани скандала, а в итоге отхватил гран-при, без пяти минут Золотую пальму. Темы новейшего опуса — смерть в расцвете молодости, карьерный успех и зависть, семья и скелеты в шкафу, мир богемы и провинция — уже опробованы режиссером в фильме «Том на ферме». На сей раз он взялся экранизировать пьесу французского автора Жан-Люка Лагарса, умершего от СПИДа в 1995-м: коллизия, остро актуальная и воспринимавшаяся апокалиптически 20 лет назад, сейчас звучит скорее как ретро.

Главный герой, успешный молодой писатель Луи (Гаспар Ульель), приезжает после 12 лет отсутствия в родную семью, чтобы сообщить о своей болезни и скорой смерти, но вместо этого оказывается объектом игры комплексов и агрессии лузеров, направленной друг на друга и на гостя. Его тихого отчаяния никто не слышит, а его славу и его эгоистичное «предательство семьи» никто не готов простить. Только жена старшего брата (его играет Венсан Кассель, а ее — Марион Котийяр) видит в пришельце из другого мира родственную душу. Сюжетная конструкция картины отсылает к Чехову и Стриндбергу, классикам европейского театра,— когда за столом пьют чай (во французском варианте — поглощают десерт), и тут же разбиваются судьбы и сердца. Но Долан делает на этом материале чистое, переполненное лиризмом кино, построенное на мощном чувственном саундтреке Габриэля Яреда.

И даже участие французских звезд (к упомянутым надо добавить Натали Бай и Леа Сейду) понадобилось Долану не для поднятия статуса, а для чего-то другого. Он снимает фильм, проникнутый идиосинкразией и клаустрофобией, и, может быть, за исключением Ульеля, использует знаменитых артистов прямо вопреки их имиджам и амплуа. Кассель к привычной маскулинной жести добавляет ноту желчной неврастении, Леа Сейду за маской самоуверенности обнаруживает беззащитность, а Натали Бай, в карикатурном макияже и с синими ногтями, впервые играет столь густой гротеск.

Был в свое время термин «другое кино», что означало артхаусную альтернативу мейнстриму. Долан делает даже не другое, а кривое кино. Он не стесняется сентиментальности и открытых «дешевых приемов», запускает клиповые флешбэки — ни в чем себе не отказывает. Он потакает самому нетребовательному зрителю, нежно гладя его по шерсти и тут же — против нее, провоцируя и раздражая застольной болтовней, истеричной крикливостью, сверхкрупными планами и странным диковатым произношением, с которым заставляет разговаривать Марион Котийяр. За все эти хулиганства режиссеру досталось в Канне, но и он, в свою очередь, за словом в карман не полез и обозвал критиков жестокими, бессердечными существами, создающими на фестивале атмосферу ненависти. Он еще не знал, что уедет отсюда триумфатором.

От себя могу добавить, что и я разочарован чрезмерным формализмом новой работы Долана. Еще один опыт в том же самом направлении — и инфантильность в его возрасте (а он мало-помалу увеличивается) будет уже непростительна. Однако мне понятны страсти, кипящие вокруг Долана. Они объяснимы потребностью — и почти невозможностью — заполнить культовое вакантное место в ситуации, когда Альмодовар и более молодой Озон перестали провоцировать, и даже Ларс фон Триер не факт что способен придумать что-то новенькое. По сравнению с ними всеми, все больше впадающими в холодный пессимизм, в Долане привлекают юный пыл, темперамент и вера в побеждающую силу чувств. Экстравагантность этого режиссера при всей ее барочной избыточности дышит свежестью и способна привлекать молодых. В то время как журналисты в каннском зале выражали фильму свое фе, на улице синефильская молодежь стояла с плакатиками «Это всего лишь конец света»: они надеялись на лишний билет — и в этом была надежда на будущее кинематографа эмоций.

Да и респектабельная аудитория в лице членов каннского жюри дозрела до Ксавье Долана. Как и он сам дозрел до публики — даже самой консервативной. Прежде его картины были связаны с близкой режиссеру темой сексуальной идентификации и трансгендера. В «Мамочке» эта тема практически отсутствует, в «Конце света», хоть главный герой очевидный гей, она тоже отведена на периферию. Движется ли Долан в сторону мейнстрима? Если и да, но нестандартным, непривычным путем.

Герой его дебютного фильма трудный подросток Юбер под впечатлением «Титаника» написал письмо своему кумиру Леонардо Ди Каприо. Так Долан еще на заре карьеры мило подморгнул высокобюджетному кино, которое в Квебеке немного презирают и которому немного завидуют. И вот сегодня он уже в обойме большой французской киноиндустрии. С первых шагов этого режиссера в кино мы не сомневались, что довольно скоро Голливуд моргнет в ответ Долану с предложением, от которого трудно будет отказаться. И да, следующий его проект будет еще более звездным и, как несложно догадаться, англоязычным.

Источник.