Русская Атлантида румынской идентичности
Всё неожиданно, ничто не случайно. Увидел на 42 ММКФ неожиданный фильм, в котором всё совершенно. Ни единой фальшивой ноты, идеальная интонация, дух аристократизма, интерьеры, мебель, предметы, костюмы — всё хорошо. Тонко преподнесённые и разыгранные глубокие философские смыслы, с параллелями и пророчествами. Очень нужный, важный, вовремя. Шедевр.
Для меня картина румынского режиссёра Кристи Пую/Cristi Puiu «Мальмкрог»/The Menor House Malmkrog стала, несомненно, лучшей на Фестивале (из того, что удалось посмотреть).
Фильм снят по книге Владимира, не Рудольфовича, а великого русского философа Владимира Сергеевича Соловьёва «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», отсылающей ко времени перехода их века в век — девятнадцатого в двадцатый, что ассоциируется с картиной Бернардо Бертолуччи Novecento («Двадцатый век»), слоганом которой было: «Самый важный и мощный фильм о Европе». Пую отказывается от динамики экранной визуализации вечных и актуальных европейских проблем. Он обращается к тонким пророческим осязаниям будущего Европы Владимира Соловьёва, с визуализацией медленного времени, с метрономом кукольного движения персонажей по вычерченным траекториям. Несомненно, Пую волнует Европа, несмотря на румынский опыт перехода из ниоткуда в никуда, из социализма Чаушеску в христианство Соловьёва.
Казалось бы, что в ней, в картине Пую? Статика, большие объёмы сложного текста на разных языках, в дискуссии никто не победил. Почему это кино, а не театр на плёнке? Что придаёт переложению теософских, философских и общегуманитарных рассуждений волшебство? Прежде всего, симфоническая партитура точных актёрских попаданий в режиссёрские ноты, партитура оттенков света, безупречно удержанной интонации со стилистикой спора, которой сегодня уже нет, мягкое соединение как бы полотен живописи в киноизображение, ненавязчивое, тонкое в нюансах, безошибочное. Вести безбрежный разговор о вечном могут только аристократы и студенты. Но студенты становятся клерками и менеджерами, и их пришествие не выдержало аристократов, изгнало их из рационального рая прагматичных истин. Дело вовсе не в задавании последних вопросов и последних ответах на них, и не в поиске параллелей с современностью, — Пую безупречно передаёт дух аристократизма, со способностью слышать собеседника не из своего круга, давать ему шанс на высказывание, хотя и воспринимаемое аристократами как интеллектуальная вульгарность. Эти люди, выходящие к коньяку во фраках, —словно ожившие призраки из утонувшей Атлантиды, которая преувеличивает господство культуры, но позволяет культуре занять подобающее ей место. Вечными вопросами задаются дети и состоятельные люди, которым не нужно работать, пролетарии заняты пролетарским трудом, правами и борьбой с обманувшими их большевиками.
Время стучится в заснеженный горный Мальмкрог, в Дом, где жива Культура, где иронии по отношению к оппоненту придают вежливую изысканность, где нет скорбного бесчувствия и надменного молчания.
Прекрасна Ольга (Марина Палий) — эдакий толстовский Левин, но чище, изысканнее и сложнее, это Наташа, если бы она обладала высоким интеллектом, это Пьер без масонства и метаний, это Долохов в бесстрашной борьбе за истину, это дух христианской кротости с соблазнительными формами. Это умное дитя обезоруживает опытных, изощрённых оппонентов, помимо аргументов и вечной женственности, ещё чем-то неуловимым, с лицом и ликом исчезнувшей цивилизации. Теперь таких не делают (хотя одну такую современную Ольгу знаю, и её зовут Ольга). И эти образы персонажей картины Пую важнее философских истин. Поэтому это кино. Заклинаниями, колдовством над конечными вопросами бытия и небытия они вызывают пролетарский дух сопротивления, бессмысленный и беспощадный, который не выносит не столько проклятых вопросов, сколько таких вот Ольг. Они должны стать прачками и Катюшами Масловыми совнаркомовских времён. А они и сегодня совнаркомовские. Пую словно извлекает на свет набоковские дагерротипы, превращая образы «Весны в Фиальте» в образы заката в Мальмкроге. Да, Генерал, Князь, Политик, Дама и господин Z — не призраки, они спорят, они несут в себе отпечаток времени и сословий, они молятся на вежливость (предвестие политкорректности) и бремя белого человека, и в их среду затесался Лопахин из «Вишнёвого сада», которому снисходительно и интеллигентно дают высказаться. Но великая картина гениального Кристи Пую не об этом. Она о гибели цивилизации под ударами варварства, а что считать варварством и что цивилизацией — вопрос открытый. В картине есть загадочный и самый важный момент. Подавляемые страсти прислуги фрейдистски рвутся наружу, напряжение нарастает, чудятся тяжёлые ночные шаги не Германа, но матроса Железняка (или депутата Железняка), звучат выстрелы, выносят погибших. Но разговор продолжается как ни в чём не бывало. Это вечный разговор. Кто-то выпал из гнезда, пролетарские кукушата выбросили аристократических птиц из гнёзд, но разговор о вечном продолжается, кинематографическим волшебством, играющим с линейной хронологичностью. Вопросы не закрыты. Они — большая зияющая дыра, чёрная дыра, чёрный человек Блока, чёрный квадрат Малевича. Двадцатый и двадцать первый не только не приблизились к разгадкам, они уже почти не задаются поставленными Соловьёвым вопросами. Постпостмодернизм уводит всё дальше от ответов. И нынешняя Атлантида погибнет, изумляя потомков улетучившимся аристократическим духом. Сегодня не спорят, а вцепляются в горло оппоненту мёртвой хваткой (хватка именно мертва), бессмысленно и бездоказательно, а Ольга работает в фонде спасения людей от себя самих.
Горы, спрятавшиеся от мира спорщики, ритуалы и вежливость, на которых держится мир, Черновцы как значимый румынский город, румынская кафедра в университете, изучение языка, как известно, непопулярного в аргентинских кругах. Пую стежок за стежком наносит на кинематографическое полотно точные детали бытования, игру света и тени, аптекарскую взвешенность, выверенность мизансцен, тонко «упаковывает» соловьёвские истины (не путать с эфирным однофамильцем).
И в этой статике не замечаешь, сколько прошло времени, каких-то три часа двадцать минут, поскольку здесь дышит удивительная динамика духа. Горы обдают вышедших погулять обитателей Дома, где живут истины, индифферентным холодом отчуждения от них мира, в замкнутой карусели вечных вопросов и ответов.
Кто зритель этой картины? Дети и аристократы, чья способность смотреть на мир широко открытыми глазами убита не до конца.
Румыны продолжают поражать мощью, масштабом своего кино, и Кристи Пую сделал картину для того, чтобы румынское время поиска идентичности не стёрло ластиком с листа постсоциалистических времён русского философа Владимира Соловьёва. Восточная Европа задаёт себе восточноевропейские вопросы, она пытается прийти к себе. Это сложный путь сквозь дебри русской азиатчины европеизма на французском языке, через православие, Чаушеску, бегство на Запад и попытку вглядеться в безвозвратно ушедшее, выводит режиссёра на уровень общечеловеческих вопросов высшей пробы ответов на них, противоречивой, логичной, алогичной, вечной и актуальной, как никогда (а это можно сказать всегда).
