Антон Долин с интересом наблюдает за тем, как Николь Кидман, Жюльетт Бинош и другие знаменитости налаживают контакты с дикарями.
Статная, властная, красивая, богато одетая, не замечающая собственного возраста женщина — мы не сразу запомним, что по сюжету ее зовут Жозефина Пири, она жительница Вашингтона и жена будущего первооткрывателя Северного полюса, но нам и это не важно, для нас она Жюльетт Бинош, — не боится остаться без еды, одежды и проводника в самом сердце полярной ночи. Будто знает заранее, что не пропадет: до того как муж пошлет к ней верных людей на собачьих упряжках, она проведет несколько очистительных месяцев в компании молодой беременной эскимоски с обаятельной улыбкой (и слегка почерневшими зубами, которые не обманут насмотренного зрителя: тот легко опознает в инуитке звезду «Тихоокеанского рубежа» модную японку Ринко Кикути). Кичливая американка, как положено, проникнется толерантностью и любовью к местному населению, а потом едва не усыновит ребенка неожиданной компаньонки — как выяснится по ходу дела, походной второй жены своего собственного супруга. А испанская постановщица Изабель Кошет склеит из этого неправдоподобного материала фильм, пригодный для открытия Берлинале-2015, — «Никому не нужна ночь».
Действие происходит в 1908-м, и у доктора по имени Федор еще есть моральные права высокомерно гордиться тем, что «эта экспедиция стала первой, в которой не погиб ни один человек». «Белый человек, вы хотели сказать», — сквозь зубы уточняет здешний Кожаный Чулок, до неузнаваемости видоизмененный густой фальшивой бородой Гэбриел Бирн. Что ж, многолетняя благородная задача Берлинале — защитить права аборигенов так называемых нецивилизованных стран — решается здесь на все 100%. Пусть и сомнительными, близкими к анекдотичности художественными средствами. Но цель их оправдывает.
Иначе в конкурс не допустили бы не только эту скверную мелодраму, но и новый фильм без шуток выдающегося режиссера Вернера Херцога «Королева пустыни», действие которого отнесено к тому же периоду столетней давности. Вполне объяснимо желание отборщиков привлечь на красную дорожку самого Херцога и его актеров — куш стоит любых усилий, здесь Николь Кидман в окружении Джеймса Франко, Роберта Паттинсона и звезды сериала «Родина» Дэмиана Льюиса. Однако как всерьез позволять столь выспреннему, на грани пародии, китчу состязаться за «Золотого медведя» (который классику Херцогу, вероятнее всего, ни к чему), вопрос открытый.
Бедуины — у них в отличие от японской эскимоски зубы тщательно отбелены — почти без акцента рассыпаются в любезностях перед Гертрудой Белл, сыгранной Кидман британской шпионкой, признавая ее уникальную способность находить общий язык с народом пустыни. Из этого, в сущности, состоит весь сюжет этой неправдоподобно-сентиментальной феминистической версии «Лоуренса Аравийского», если не считать собственно романтических линий — равноценно путаных и неловких, поскольку даже в самом мастерском гриме героиня Кидман выглядит едва ли не вдвое старше своих многочисленных возлюбленных. Безупречная экранная химия у нее возникает лишь с одним партнером, белоснежным верблюдом: когда в кадре только женщина на этом величавом животном, да еще ошеломляющий пустынный пейзаж, ты снова вспоминаешь, кто снимал этот фильм. Ненадолго, впрочем. Лучше бы здесь не было ни слов, ни актеров, ни защиты прав бедуинов, а только пустыня и верблюды.
Дело, конечно, не только в правозащитной миссии, взятой на себя Берлинским фестивалем и прилежно выполняемой самыми разными режиссерами. Не менее важна другая задача — найти незамутненные источники вдохновения, отыскать на карте планеты новые (по меньшей мере для кинематографа) территории, почерпнуть что-нибудь заветное из древней мудрости их коренного населения.
И здесь, конечно, преимущество — на стороне не таких испытанных мультикультурных путешественников, как немец Херцог или испанка Кошет, а самих аборигенов. Поэтому в беспроигрышном положении давший им слово чилиец Патрисио Гусман, единственный конкурсант-документалист с фильмом «Перламутровая пуговица», посвященным истории его родной страны и трагической судьбе коренного населения Патагонии. Простым доходчивым языком — и в визуальной части, и в вербальной — режиссер рассказывает о том, как белые люди уничтожали индейцев, обменивая их судьбы на пуговицы, а впоследствии торгуя по дешевке отрезанными ушами и другими частями тела безропотных аборигенов.
Уничтожение любого из них — не меньше чем безвозвратная гибель вселенной: таинственные татуировки на телах туземцев со старинных фотографий автор прямо сравнивает с созвездиями. По Гусману, за это мироздание отомстило чилийцам, подвергнув их не менее страшным испытаниям в годы военной диктатуры, которая пришла на смену режиму Сальвадора Альенде — единственного правителя страны, попытавшегося вернуть индейцам отобранные у них права. Сегодня в живых остались немногие, кто еще помнит древний язык, и им Гусман преоставляет право голоса. Старуха, неподвижно глядящая в камеру, переводит одно испанское слово за другим, пока не замолкает в замешательстве, услышав слово «Бог»: «Такого понятия у нас не было». Не было и еще одного: «Полиция». Ни в том ни в другом язычники не нуждались.
Выросший в краю других коренных обитателей Америки, гватемальских индейцев, — его мать была медицинским работником, отвечавшим за их вакцинацию, — молодой режиссер Хайро Бустаманте впечатлил берлинскую публику своим дебютным опусом «Вулкан Иксканул». В нем нет ни одного профессионального актера — только люди, живущие по ту сторону знакомой нам цивилизации, у подножия действующего вулкана, и работающие на кофейной плантации. Главная героиня, которую зовут Мария, просватана за управляющего, но замуж идти и повышать социальный статус не хочет. Она мечтает сбежать с бедовым сборщиком кофе за горы, в США, ради чего отдает ему свою девственность. И в результате остается одна, да еще беременная. Несмотря на то что жених ее отвергает, в ожидании рождения дочери Мария чувствует прилив сил. Она сама будто бы стала вулканом, который вот-вот взорвется, и уверовала в свои магические способности: в христианско-языческой путанице верований индейцев юная мать-одиночка числит себя едва ли не девой Марией и готовится изгнать из эдемского сада родной плантации извечных врагов рода человеческого — змей. Развязка этой истории, с одной стороны, притчи на вечную тему, с другой — вполне конкретной социальной драмы, оказалась неожиданной, ломающей привычные фестивальные стереотипы. Бустаманте, которому удалось совместить актуальную проблематику с живописной ритуальностью уходящей культуры, явно может претендовать на приз. Тем более что в жюри заседает перуанка Клаудия Льоса, чей схожий магически-реалистический фильм «Молоко скорби» несколько лет назад стал триумфатором Берлинале.
Особенно приятно констатировать, что в общую струю «экзотического мейнстрима» органично вписалась талантливая российская картина, и тоже дебют. «Чайки» Эллы Манжеевой, участвующие в «Форуме», — первый едва ли не за всю историю калмыцкий фильм с такой фестивальной судьбой. Сдержанная, медитативная, умно написанная и поставленная лента — тоже о сильной одинокой женщине (в ее роли модель-красавица Евгения Манджиева), живущей в городке на берегу Каспийского моря. Она работает в музыкальной школе и тихо терпит свою участь нелюбимой жены грубоватого немногословного рыбака-браконьера, который вот-вот уйдет в очередной рейд и не вернется. Не увлекаясь красотой пейзажей Калмыкии, режиссер работает с целой системой пауз и умолчаний, постепенно вовлекая зрителя в эту игру.
Все эти настолько разные, удачные и провальные, фильмы пронизывает одна банальная, но справедливая идея. Традиционный уклад уходит в прошлое, и современность предъявляет на человека свои права, не особо церемонясь с его чувствами или желаниями. И это — еще один повод снимать фильмы о последних островках самобытных культур, от которых скоро останутся только перламутровые пуговицы на дне океана, крики чаек над водой, да созвездия в небе.
