Елена Ищенко
Режиссер Александр Мельник снял фильм по культовому роману Олега Куваева «Территория». И объяснил, зачем он это сделал.
В среду в переполненном Государственном Кремлевском дворце творческий коллектив и идейные вдохновители (именно так представили публике руководителей Министерства природных ресурсов и экологии России) представили долгожданную ленту, снятую по некогда знаменитому, а ныне почти забытому роману Олега Куваева о геологах-первопроходцах. Замминистра Валерий Пак назвал эту книгу библией геологов. Впрочем, и книга, и снятый по ней фильм выходят далеко за ведомственные рамки.
Роману «Территория» в этом году исполняется 40 лет. Та эпоха, в которой жил и творил Олег Куваев, безвозвратно канула в Лету. Как и куваевские герои, несгибаемые мужики, одержимые, по определению режиссера Александра Мельника, «трудом, долгом, честью и достоинством». Каким же ветром их вдруг занесло в наш век, где нормальные в общем-то слова про труд и долг так и тянет поставить в кавычки, ибо в сегодняшней жизни они выглядят неловко, неуклюже, будто унты в Московском метрополитене.
А между прочим, когда-то неловкость возникала по другому поводу. «Так почему же не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер? Где были вы, чем занимались все эти годы? Довольны ли вы собой?» — этот последний абзац из «Территории» занозой застревал в сердцах читателей в 1970-1980-е, неясно тревожил, звал куда-то — и даже заставлял стесняться простых житейских радостей вроде румынской мебельной стенки с цветным телевизором «Горизонт» и пятитомником сочинений Ильфа и Петрова. Не все, конечно, хватались за рюкзаки, хотя и таких было немало — тот же БАМ построили именно читатели Куваева, что бы там ни городили потом скептики. И штормовки не выходили из моды.
Впрочем, дело не только в профессии и географии. Сам культ большого, общего, нужного стране дела не был пустым звуком. Эти вспышки маяка в несолнечной в общем-то стране служили ориентиром для молодого человека, пытающегося выстроить свою судьбу. А простое счастье яростной работы скрашивало и неказистый быт, и удушливую атмосферу эпохи застоя. Именно этим можно объяснить тот факт, что куваевский роман выдержал более трех десятков переизданий, был переведен на семь языков, а общий тираж исчислялся миллионами. Хотя, конечно, и художественные достоинства книги очевидны.
А потом и писателя, и его труды как-то быстро забыли. Это было несправедливо, но вполне объяснимо. На первый план вместо обветренных куваевских героев (хотя именно плодами их трудов страна живет и до сей поры) выходили другие фигуры-символы. Достаточно просто вспомнить песни, с которыми мы прошли эти четверть века новой исторической реальности: «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», «Владимирский централ», «Голубая луна»… Ну и где тут место Чинкову из «Территории»?
Сам факт, что Илью Чинкова вдруг вспомнили, что он снова понадобился хоть кому-то в нашей жизни, отраден. Это обнадеживает, это греет душу. Неудивительно, что взяться за экранизацию романа решил Александр Мельник — гидролог по образованию, несколько лет проработавший на полярной станции в море Лаптевых. «После первого курса я уехал в стройотряд в Магаданской области. Был очарован Севером: сопки, невероятные пейзажи, белые ночи, ядреный воздух и настоящий большой труд, — рассказал «Труду» Мельник. — Это не просто романтика, которой окутана профессия геолога. Куваев сам иронически говорил, что романтика — это для пижонов, для городских. Его книга была вовсе не о романтике, а о страсти человека к своему делу, о людях, которые ставят работу выше всего».
Напомнить зрителям о тех почти забытых идеалах — такую неимоверно сложную задачу ставил перед собой Александр Мельник. Назидания не работают, обращаться к прошлому только для того, чтобы сказать: «Да, были люди в наше время…» — это как-то мелковато, да и удовольствие не из дешевых. Тогда зачем же? «Мы осваивали Север не потому, что там было золото и большие деньги, — говорит режиссер. — Мы ехали туда с радостью. Там, на Дальнем Востоке, я видел самое большое количество счастливых — молодых, образованных, талантливых — людей на квад-ратный километр. У них было главное — мир, наполненный содержанием».
Между прочим, и про освоение Сибири, Дальнего Востока, Севера сегодня уже не только говорят. Нужны люди, нужна идея, нужно большое дело. Вот и куваевские герои снова возникли на горизонте. Это не конъюнктура. Это, если хотите, потребность организма, ослабшего от долгого лежания, от никчемности бытия.
Фильм снимали полтора года, из них полгода — на Чукотке и на плато Путорана (юг Таймыра). Ни съемочную группу, ни самого себя Мельник не жалел. «Жили в палатках, которые прогревались только дизелем. Воняло соляркой, дуло со всех сторон. Зимой под палатками лежал снег, было минус 45. Девять дней к нам на съемочную площадку не мог долететь даже вертолет МЧС — из-за плохой погоды. Ели из одного котла. Но актеры быстро привыкли. Я видел, как менялись их лица, как отпадала городская шелуха, кожа становилась чище, глаза — яснее. Они тоже делали это ради общего дела — ради фильма. К концу нашей экспедиции все стали матерыми полярниками».
Не обходилось и без экстремальных ситуаций. Например, однажды медведь задрал оленей, которые тоже снимались в картине… А вот еще из разговора с Мельником: «Если полярник уходит из зимовья, где нашел приют, обязательно оставит несколько сухарей и соль. А нашему времени не хватает любви, мы часто живем с ненавистью, привыкаем только брать. Мне хотелось показать, что при недоверии и нелюбви нельзя выжить в северных краях, в экстремальной ситуации. Может, поняв это, люди станут чуточку добрее?»
Красоты плато Путорана, горные реки, сопки, белые ночи, заснеженная Чукотка… Отснятыми пейзажами можно, конечно, просто полюбоваться, помечтать об экстремальных путешествиях. И даже больше: купить тур, полетать на вертолете, сделать на память фото на фоне ледяного водопада. И — отправиться обратно в офис, вернуться в образ эффективного менеджера. Вот только мне кажется, что после этого фильма многие зрители снова станут просыпаться по ночам от дурацких, несвоевременных мыслей. Будут выходить в темную кухню и, глядя в окно на нестихающую автомобильную реку, чувствовать какую-то неловкость от того, что их нет и не было на тех тракторных санях и что не их лицо обжигает морозный февральский ветер…
Что и требовалось доказать?
