Антон Долин посмотрел новую российскую комедию о дружбе нациста-убийцы с ангелом-кавказцем и вспомнил о классической русской литературе.
Нет ни чего забавнее, чем наблюдать за взаимными отражениями кинематографа и реальности. Фильм делается долго, и за время производства вокруг нас меняется так много, что за голову хватаешься. Тот же «Духless-2» задумывался как остроактуальная сатира, а оказался едва ли не ретро. С дебютной комедией Евгения Шелякина «Ч/Б» вышло наоборот. Даже в прошлом июне, когда ее показывали на «Кинотавре», затронутая тема — русский фашизм в сегодняшних обстоятельствах — казалась чем-то из позапрошлой жизни. А на экраны он выпущен одновременно с международным форумом неонацистов в Петербурге: нарочно не придумаешь. В яблочко.
Сюжет в картине, надо сказать, нетривиальный. «Ч/Б» несовершенен во многих отношениях, но при этом легко себе представить, что права на ремейк купят в Европе или даже Голливуде. Молодой националист Ярослав в случайной потасовке убивает только что вышедшего из тюрьмы кавказца Нурика. Очнувшись на странном корабле посреди незнакомого озера, преступник оказывается в буквальном смысле в одной лодке с жертвой. Кавказец побывал на небесах и вернулся на землю уже в качестве ангела-хранителя; теперь они на ближайшие дни привязаны друг к другу. С собой в рай Нурик утащил сейф своего недруга — кинувшего его бизнесмена-бандита Алхана. Его же пытался атаковать и Ярослав. Теперь Алхан со своими мордоворотами пытается отыскать их обоих, а тем приходится разбираться с собственными национальными стереотипами, предсказуемо приходя к примирению и согласию.
В фильме огромное количество схематичных условностей и откровенных нелепостей. Например, в качестве волшебного механизма для переноса в любое другое место Нурик использует старую советскую игру «Ну, погоди!», которую он выменял на мобильник в тюрьме. Теперь нажатием кнопки (но кнопка западает, и аппарат барахлит) он мечтает отправиться в Амстердам, на финал Лиги чемпионов, — а попадает вместо этого то в Переславль-Залесский, то в Павловск. Есть необъяснимый сюжет с перепродажей краденого осла и прекрасный в своей абсурдности эпизод, где полицейские, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, часами режутся в «Мафию». Есть странная череда лирических флешбэков, получающая объяснение лишь в сентиментальном финале. Вместе с тем в «Ч/Б» встречаются очаровательные диалоги и, при всей условности персонажей, отменно играют актеры.
Самая изысканная партия написана для Алхана, роль которого с привычной расфокусированной элегантностью исполняет Сергей Маковецкий. Его герой — доморощенный интеллектуал, который, барыжничая ворованной черной икрой, тратит все деньги на коллекцию литературных реликвий: на столе в его кабинете — помещенная под стекло бабочка из коллекции Набокова, на стенах — портреты Ахматовой и Чехова, разговаривает он цитатами из Томаса Карлейля и Андре Моруа. По контрасту с ним привычно впечатляет своей естественной повадкой Алексей Чадов в роли здорового и простодушного нациста. Их соседство навевает мысль о наследии Алексея Балабанова, который открыл Чадова в своей «Войне» и единственный сумел сделать из записного интеллигента Маковецкого органичного бандита сразу в двух фильмах — «Брате-2» и «Жмурках». Однако, как ни хотелось бы Шелякину стать Балабановым-2, этому не бывать. Сама задача сделать фильм о дружбе народов, с экрана иронически называемой фестивалем чучмеков России, слишком сопротивляется любым параллелям с наследием Алексея Октябриновича.
Выбивается из прямолинейной и обаятельной балабановской линии персонаж Нурик Магомедов — точнее, исполнитель этой роли, культовая звезда «Покаяния» и «Бумажного солдата» Мераб Нинидзе. «Это я черножопый? Да моя жопа в сравнении с твоим лицом — лебедь белая!» — возмущается он, и веришь ему мгновенно. В самом деле, какой из него нацмен-преступник? Благородный профиль, грамотная, чистая речь, вековая вселенская печаль в глазах: даже нацисту будет стыдно сказать в его адрес хоть одно бранное слово. Ясно, что с другим артистом Шелякин вряд ли выполнил бы свою непростую и благородную задачу — убедить в ценности интернационализма своего потенциального зрителя, заливисто ржущего в ответ на любую неполиткорректную шуточку.
Впрочем, даже неловко предъявлять претензии этой неуклюжей и странным образом обаятельной картине. В конце концов, ее авторы осмелились атаковать одну из табуированных тем — за всю новейшую историю отечественного кино ее решались затронуть только дважды, Юрий Мамин в незаслуженно забытых «Бакенбардах» и Павел Бардин в чуть не запрещенной «России 88». Неизвестно, с какой полки Шелякин вытащил запылившийся, давно никому не нужный гуманизм, но за это его можно только поблагодарить. Ведь по нашим дням прямое высказывание, что таджики или осетины (кстати, Нурик — лакец) — люди не хуже русских, уже тянет на редкую бескомпромиссность. Вспоминается тот самый старый ржавый сейф, за которым весь фильм гоняется Алхан и который не поддается никаким средствам взлома. Как выясняется позже, главная ценность — не в содержимом металлического ящика, а в самом ящике, когда-то принадлежавшем Николаю Васильевичу Гоголю. Там, разумеется, пусто. От человеколюбия классической русской культуры сегодня мало что осталось: только исковерканные ошибками цитаты да сейф, внутри которого давно нет никаких ценностей. Но в дни, когда в культурной столице России, буквально в гоголевских местах, будущее планеты обсуждают неофашисты со всего мира, это тоже немало.
