Зачем Михалкову Музей кино?Андрей Шемякин: «Cоздайте другой музей. Почему бы не построить его рядом? Нет, проще прийти на готовенькое. А это уже, простите, рейдерский захват» Уже второе десятилетие развивается драма вокруг Музея кино. Его директор Наум Клейман, теперь уже бывший, покинул свой пост. Часть сотрудников, написавших заявление об увольнении, в итоге остались на своих местах. По просьбе Клеймана. Началась эта история после того, как музей выселили из здания Киноцентра на Красной Пресне. Устраивались митинги в его поддержку, писали письма в его защиту Бернардо Бертолуччи и Квентин Тарантино, лично посетивший музей в дни XXVI ММКФ. Карен Шахназаров, едва ли не единственный, протянул руку помощи, предоставив бездомным музейщикам площади для хранения архивов. Прошли годы. Но музей по-прежнему скитается.
Пытаемся разобраться в ситуации с президентом Гильдии киноведов и кинокритиков России Андреем Шемякиным. На недавнем секретариате Союза кинематографистов он не поддержал предложенное Михалковым решение по Музею кино: мол, вернитесь на свои рабочие места, а если не нравится, уходите. Когда-то Андрей снимал телепрограмму «Музей кино. Актуальная память», где показал его бедственное состояние, сравнил с тем, в каком положении находится музеи музыки, театральный, литературный и с французской синематекой. — Почему Музей кино стал красной тряпкой для Михалкова? — Проблемы музея связаны с неостановимым процессом передела собственности, а сегодня это означает, что и власти тоже. Хотя в свое время именно музей был ключевой частью концепции Киноцентра — есть публикации. — Но это старая история. Про нее уже все забыли. — Как раз нет, кому надо — не забыл. Именно потому, что музей оставался бездомным, он не особенно мешал, просто всем заинтересованным лицам говорили (и теперь говорят), что у Наума Ихильевича вот такой тяжелый характер, и он сам не знает своего счастья, потому что находится в конфронтации с Михалковым. Вот такая демагогия. Но «помещение» — это может быть и гараж; осветите историю вопроса — хотя бы теперь! Но нет. И плодятся мифы и взаимные обвинения, а потенциальные зрители опять слышат только одно: опять эти кинематографисты что-то там «не поделили». Теперь, когда появилась возможность, в частности, занять площади завода ЗИЛ, где уже много лет проводятся выставки — и это с подачи руководства Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, — стало понятно, что история становится управляемой и прозрачной. Далее Клейман рассказал об этом предложении в интервью телеканалу «Культура». Я сам был в этом месте — это хорошее место. Намоленное. Казалось бы — вперед! В чем теперь проблема?! Это долгий и сложный процесс. А не «забрал — передал». — То есть, если бы Музей кино ушел под крыло Пушкинского музея, Союз кинематографистов оказался бы в стороне? — А номинально он и есть в стороне! Когда в 2001 году Союз кинематографистов передал Музей кино государству, он утратил рычаги управления этим хозяйством! Но парадокс в том, что, будучи общественной организацией, СК фактически своими нынешними решениями просто «поддерживает» назначение Министерства культуры. Я принципиально против того, чтобы делать тех или иных людей заложниками ситуации, — ее надо менять в принципе! А последние решения, с моей точки зрения, автоматически превращают Союз кинематографистов в придаток государственной машины. Такого даже при Льве Кулиджанове не было; Тарковского не исключили «из рядов», когда его вынудили остаться на Западе, — всему же есть предел! И когда музей существует в режиме выживания, то все остальное — оригинальные идеи, научная соревновательность — уходит на второй план: остается только функционировать. В этой ситуации музей попадает в зависимость от идеологической конъюнктуры. На секретариате высказали идею открытия филиала музея в Ялте, где стоит памятник родоначальнику отечественного кино Ханжонкову. Само по себе это замечательно. Однако, когда страсти накалены, легко перевести вектор перемен из экономического и организационного поля в чисто политическое. И тогда люди, которые протестуют, автоматически зачисляются во враги и нарушители порядка — разумеется, только в общественном мнении, но его и обрабатывают. — А какое значение в этой истории имеет персонально Наум Клейман? — Очень большое, потому что Клейман и Михалков каждый в своей области — фигуры равновеликие в кинематографе. Клейман — самый крупный и авторитетный российский киновед и историк кино в мире. Люди давали свои фильмы в дар музею, которым руководит именно он. У нас сегодня нет мощного сообщества киноведов и кинокритиков, способного консолидированно ответить на унижение коллеги. Мы и высказались. Но одно дело высказаться, а другое — чтобы это было принято во внимание. Можно обсуждать, во всем ли прав Клейман, но сейчас это не имеет значения. Имеет значение только одно: секретариат Союза кинематографистов, призванный защищать своих членов от ведомственной опеки, отдал все на растерзание. Почему Министерство культуры, раз уж оно дает деньги на кино, не отправляет своих ставленников на съемочную площадку? Посмел бы кто Михалкову командировать сверху назначенного оператора на съемки «Солнечного удара»! Я довожу до абсурда ситуацию, чтобы показать, какие могут быть последствия у тотального администрирования. Ситуация тупиковая. Все выглядит как временный вооруженный нейтралитет. Часть своих сотрудников Клейман уговорил вернуться, потому что есть высшая ответственность — за фонды музея, чтобы они не были поглощены междоусобицей. — Но сам он ушел? — Он вынужден был уйти. Не показное уважение, а, по сути, оно либо есть, либо нет. Есть еще реверансы, когда надо произнести ритуальные фразы: мы вас, конечно, уважаем, но мы вас уничтожим. Музей может быть один, второй, третий, созданный другими талантливыми людьми. Почему надо уничтожать то, что есть? Стройте рядом. Нет, проще прийти на готовенькое. А это уже рейдерский захват. Все остальное — демагогия. Я уверен, что со стороны Михалкова это стратегия давнего самооправдания. Его обвиняют в том, что именно он выгнал Музей кино на улицу. А все сложнее, проблемы начались раньше. Два года шла борьба между Киноцентром и Союзом кинематографистов, который возглавлял тогда Сергей Соловьев. Но можно было до края ситуацию не доводить. Это все тонкие вещи. Ясно, что творилось в 90-е годы. Музей принадлежит всем. Каждый может в него прийти. Когда Никита Сергеевич говорит, что это вам не частная лавочка, поэтому мы себе музей возьмем, — это беспредел. Очередной этап бюрократической революции. Собственность есть, и ее надо в очередной раз поделить. Всегда можно предъявить кучу административных претензий для того, чтобы все оправдать и объяснить. Но зачем компрометировать Клеймана, обвинять в сутяжничестве? А он, между прочим, защищал традиционную русскую культуру, важнейшие просветительские тенденции в ней. Не знаю, какой аргумент найти, чтобы объяснить, что происходящее — позор. Какая цель ставится? Изменить ситуацию или выступить спасителем культуры, только без того, кто этот музей создавал? Музей — это то, что создается десятилетиями. Профессия архивиста — совокупность профессий. Это только кажется, что свистнешь, и набегут. Порог того, что можно, а чего нельзя, снижен. При этом Союзом кинематографистов принимается этическая хартия. |
Зачем Михалкову Музей кино?
Опубликован в газете “Московский комсомолец” №26670 от 11 ноября 2014