Закончился 34-й международный кинофестиваль в Турине
О том, какое место занимает кино в Италии, можно судить по тому, что Национальный музей кино располагается в самом видном здании бывшей столицы страны – башне Антонелли высотой 167,5 м. Почувствуйте разницу.
Туринский кинофестиваль появился на свет в 1993 году. Первым его директором был Альберто Барбера, ныне возглавляющий старейший в мире кинофестиваль в Венеции и одновременно занимающий пост директора Музея кино, так что его можно считать самым высокопоставленным в буквальном смысле этого слова киноменеджером мира.
TIFF задумывался как фестиваль молодого кино (Cinema Jovani) и до сих пор сохраняет эту традицию, составляя международный конкурс из первых, вторых или третьих полнометражных работ режиссеров, ранее снимавших только короткометражки. Этот ряд фильмов более интересен для специалистов, нежели для широкой публики, которую привлекают оригинальные ретроспективные программы составляемые эксцентричным директором фестиваля и большим знатоком кино Эммануэлой Мартини, и ночи, в течение которых непрерывным потоком показывают фильмы с общей темой, жанром (например, хорроры), музыкальным рядом (панк-музыкой) и т.д.
Помимо конкурсных призов, в Турине, как и на других фестивалях, вручаются почетные. В этом году их получили знаменитый оператор Кристофер Дойл, работавший с Вонг Кар-ваем, Джармушем, Ван Сэнтом и М.Найтом Шьямаланом, и крупнейший мастер политического кино Константин Коста-Гаврас.
Конкурсная программа началась фильмом Фернандо Гуццони «Иисус» (Jesus, по-испански читается «Хесус» с ударением на втором слоге), основанном на известном чилийском инциденте 2012 года, когда четверо неонацистов зверски убили своего ровесника-гомосексуала. Убийц приговорили к разным срокам, от пожизненного до семилетнего, а в Чили был принят «антидискриминационный» закон, направленный против гомофобии. Картина называется по имени младшего из персонажей-преступников, эмоционально сыгранного Николасом Дюраном, но о том, почему режиссер дал антигерою имя Христа, можно лишь догадываться – возможно, потому, что поколенческие разборки Хесуса с отцом, который в конце концов сдает его полиции, неисповедимым путем напомнили автору отношения Бога-сына и Бога-отца в отсутствие Богоматери и святого духа.
С лентой Гуццони отчасти перекликается фильм франкоязычной канадки (или канадской француженки) Хлои Лериш «Вне улиц» (Avant les rues), безбашенный герой которого вместе со случайным спутником забирается в чужой дом, но, когда тот собирается выстрелить в настигшего их хозяина, пытается выбить у напарника револьвер и нечаянно убивает его. Однако отчим героя, суровый индеец-полицейский, не отдает его в руки своих сослуживцев, а обеспечивает пасынку алиби, после чего тот отправляется в индейское комьюнити, где находит себя – или, как принято говорить с не очень давних пор, обретает идентичность.
Другой путь социализации выбирает марокканский иммигрант из фильма с ироническим названием «Последние парижане» (Les derniers parisiens) Мохамеда Бурокбы и Экуэ Лабитея – после возвращения из тюрьмы он при посредстве своей полицейской опекунши устраивается на работу в кафе, которым владеет его старший брат, и, после разборок с родственником, когда тот отходит от дел, становится его хозяином.
Ищут себя и оба юных действующих лица «Сыновей ночи» Андреа де Сики, отправленные в затерянный среди гор интернат, из которого они, стремясь перейти пределы дозволенного, выбираются в странноватый ночной клуб с номерами для утех, но, к своему разочарованию, обнаруживают, что переход границ запланирован воспитательной системой. История заканчивается трагически: один из парней совершает самоубийство, а другой – не без закадровой помощи постановщика – убийство, после которого де Сика, как неопытный любовник после сексуальной кульминации, утрачивает интерес к дальнейшему и дает столь же невидимому оператору отмашку «Снято!». Говоря по-итальянски, finita la comedia.
Суицидом заканчивается также самоопределение Кристины из одноименного фильма Антонио Кампоса, реконструирующего реальное самоубийство в прямом эфире американской телеведущей Кристины Чаббак, которую настолько выразительно сыграла Ребекка Холл, что было бы неудивительным ее попадание в номинацию на «Оскар». К сожалению, о самом фильме это сказать нельзя, ибо режиссер, который объясняет слишком много, пусть даже невербальным языком, в конечном счете объясняет слишком мало. Хотя, наверное, во многих закончившихся смертью попытках сведения счетов с жизнью есть неразгадываемая тайна.
Самоопределяется, но только в воображении постановщицы с интригующим именем Тамара Дракулич, и 16-летняя Мина из фильма «Ветер», отдыхающая вместе с отцом на побережье в Черногории. Дело в том, что она (режиссер, а не героиня) полагает, что содержательность любого кадра, в котором практически ничего не происходит, пропорциональна его продолжительности, хотя это распространенное среди авторов артхауса заблуждение – сколько ни показывай проезд или колыхание травы, не получится тот эффект, который достигается в «Солярисе» благодаря оператору Вадиму Юсову, фа-минорной прелюдии Баха в аранжировке Артемьева и воздействию уже сложившейся харизмы автора – или, если угодно, магии имени Тарковского в обоих смыслах этого выражения. Ведь один и тот же пейзаж у одного режиссера может выражать бессилие человека перед лицом природы, а у другого – его личное бессилие сделать частное общим.
Лучшим же фильмом этого ряда (а может, и всего конкурса) оказался, с моей точки зрения, документальный – а именно, «Милашки» (Las Lindas), снятые аргентинкой Мелиссой Либенталь, составившей, по сути, коллажную историю поколения на примере своей девичьей компании.
На этом можно оставить в покое часть конкурса, объединенную темой поиска идентичности, и обратиться к другой его части – к фильмам, исходящим из предлагаемых зрителям условных допущений. Представьте себе, что служащие преуспевающего с виду предприятия, владелец которого внезапно умирает, оставив его в состоянии банкротства, сделают вид, что он жив и продолжает вести дела, как случается в «Панамериканской механике» Хоакина дель Пасо? Что будет со скромной служанкой богатого дома, если на соседнем участке обнаружится колония нудистов-тантристов, как в «Приличных людях» Лукаса Риннера, наивно претендующих на социальную сатиру?
Что, если в результате природного катаклизма от некого прибрежного поселка уйдет море и вместе с ним, как с гаммельнским крысоловом, исчезнут все местные дети, а через десяток лет туда приедет пара молодых ученых, желающих постичь этот феномен («Мы – волны» Себастиана Хильгера)?
А что сделает бедный китаец (эту почти бессловесную роль отлично сыграл Ни Дахонг), который с трудом оплачивает жилье и учебу сына, если богач предложит ему продать за немалые деньги свою почку для его сестры, а когда она окажется с дефектами, посулит еще большие деньги за аналогичный орган его сына, угрожая тем, что иначе парня похитят и вырежут у него требуемое – как будто в Китае имеется единственная пригодная для пересадки почка «Донор» Занга Киву)?
Авторы в меру своего художественного воображения отвечают на заданные себе и нам вопросы, но при этом часто не замечают, что интерес к действию сильно зависит от убедительности предложенных обстоятельств, и выстраивают фильмы по принципу «что дано, того не требуется доказывать», в бессознательном расчете на доверчивость зрителей. Так что до уровня, который в свое время показал Линдсей Андерсон в классическом бунтарском фильме «Если» с юным Малкольмом Макдауэллом (эта лента предусмотрительно включена г-жой Мартини в подпрограмму «Пять легких пьес»), никто из начинающих не дотянул. Хотя уже за сами попытки рассмотреть, «что будет, если…», можно сказать им спасибо.
Когда этот текст уже был написан, стали известные решения главного жюри ТМКФ. Лучшим фильмом признан «Донор», специальный приз получили «Приличные люди», а в рейтинге зрительских симпатий на первом месте вышел фильм «Мы – волна» – то есть, доверчивость судей и зрителей оказалась адекватна наивности авторов. Приз ФИПРЕССИ достался «Последним парижанам» (международная пресса вообще любит кино об иммигрантах и беженцах). Награда за лучшую мужскую роль присуждена Николасу Дюрану (Ни Дахонгу предпочли молодого испонителя), а за лучшую женскую – Ребекке Холл, с чем не поспоришь.
