«Дылда», Россия, 2019, режиссёр – Кантемир Балагов

Приз за лучшую режиссуру в программе «Особый взгляд» на Каннском кинофестивале в 2019 году

Приз ФИПРЕССИ на Каннском кинофестивале в 2019 году

Впечатляющая история о людях, придавленных тектонической плитой войны, из-под которой им не выбраться. Две молодые девушки, зенитчицы, пробуют мирную жизнь на вкус. Их чистая, неподдельная, экзистенциальная радость от того, что закончилась война, наталкивается на утраченные естественные психологические механизмы бытия, они – словно инопланетянки, осваивающие загадочную бытовую территорию. Маша (Василиса Перелыгина) пробует на вкус мужчину на заднем сидении автомобиля, подругу Ию (она же – «Дылда» – Виктория Мирошниченко), в вырвавшейся наружу подавленной, глубоко загнанной внутрь страсти, беспомощно пытается обнаружить себя в пространстве зарождения жизни без войны. Она строит холодные, механистичные планы, где люди – функции, бездушные функции, в которых всё вытравлено чередой увечий и смертей. Воздух мира пахнет надеждами на то, что возможно всё, что двух больных войной девушек вылечат – ребёнок, доктор, шанс выйти замуж за сына влиятельных родителей.

Режиссёр переносит своих героинь в первую послевоенную ленинградскую осень. В картине подкупает попытка показать переживания людей, «человеческое, слишком человеческое», без эпохи, идеологии, стереотипов и штампов. Балагов, в духе своего учителя Александра Сокурова, медленно и медитативно раскачивает человеческую экзистенциальную непомерность, которая загнана, после жёсткой необходимости выживания, в рамки безнадёжного коммунального быта. Эти глаза Маши – вне времени, они смотрят как бы и из средневековой живописи, и из послевоенного Ленинграда, они напряжённо ищут опору, ищут выхода подавляемых фронтом страстей, не умея любить. Маша лишена фундаментальных основ тихого обывательского счастья, безбрежность юности и наивная витальность позволяют ей надеяться на преодоление всего, а многое ей преодолеть уже невозможно. Её влечёт странная, контуженная Ия, зенитчица модельно-баскетбольного роста. Но вряд ли девушки смогли бы жить друг с другом в коммуналке открыто. Им нужна дополнительная опора в виде мужа или мальчишки, который вырастет хорошим и умным. Да и остаётся за кадром, то ли это страсть к одинокому существу, прошедшему через невозможность бытия, но выжившему, то ли главная страсть жизни. И Маша вычисляет себе доброго, покладистого ленинградского мужа, внешне похожего на Путина. Саша (Игорь Широков) почти карикатурен, но его мама, Любовь Петровна (Ксения Кутепова), сложна, умна, тонка и безжалостна – здесь миры советских элит и санитарки из госпиталя расходятся беспощадно, мощнее и убедительнее, чем у Алексея Красовского в картине «Праздник». Но Маша и несостоявшееся замужество преодолевает с блаженной улыбкой возможности всего – с Сашей, без Саши, он – только средство.

Вневременное пространство Балагова на тщательно восстановленном фоне времени почти убедительно, вот только актрисы не совсем растворяются в образах, а несут в речи, интонации, психофизике отпечаток современности – эдакие послевоенные хипстеры в красивой винтажной одежде, чистенькой, разнообразной, эстетски вписанной в цвета коммунальных стен. А цвета стен и фильма ассоциируются с картиной Андрея Эшпая «Униженные и оскорблённые» – та же давящая депрессивность, тесная, узкая, в которой трудно дышать.

Почти у каждого персонажа что-то нарушила, что-то украла война. И в этом заключается тонкая психологическая правда – и дед в коммуналке, печально ухаживающий за Ией, и Саша, и стареющий мудрый, видевший всё доктор (Андрей Быков) – они, в каком-то смысле, – не люди, из них выдернута чека, а граната до взрыва смерти проживёт отпущенное ей время, но без взрыва и его напряжённого ожидания она не умеет жить.

Жалкие, перемолотые Сталиным и Гитлером люди выползают из проруби, хватаясь за крошащийся, безнадёжный лёд, ведущий к полноценной жизни. Они потеряли столько детей, столько боевых товарищей, рук, ног и обрубленных душ, что с трудом прорастают сквозь выскобленность бытия.

Девушки Маша и Ия – неправильные, они не знают, как жить «правильно», они прошли через эйфорию, вызванную тем, что они – выжили, и впали в неизлечимую депрессию от того, что не знают, как жить дальше. Их амбиции мизерны, их витальность скромна и аскетична. Маша бьётся о советские стены лицом и носом, и из носа течёт кровь. Кровь портит зелёное платье, девушка разбивает нос подруге, и кровь стекает на красный свитер, где капли не будут заметны.

Маша вычёркивает из жизни Сашу и вход в обеспеченность советской элиты, она окунается в маргинальность, безмятежно надеясь спастись. А элиты прошли через то же самое, убив безмятежность, включив безжалостность при умном выживании, широко шагая по ступеням бесчувствия.

Картина Кантемира Балагова – о тех, кто выбрался из-под тектонической плиты Гитлера, ободравшись до обнажения души и тела, чтобы рухнуть под сталинской плитой.

Экзистенциальная условность картины позволяет наполнять её по-разному считываемыми смыслами, без поисков документального соответствия эпохе.

Это мощное художественное высказывание, оставляющее послевкусие искусства, сотканного из отрицания устоявшихся канонических представлений о войне.

Через неё прошли совершенно разные люди, искавшие человеческое после тяжёлых психологических травм, пробоин, нанесённых зенитными установками уничтожения.

Юрий Жуковский