Одним из участников документального конкурса ММКФ стал фильм “Ночной кошмар” — исследование так называемого сонного паралича, рассказ о котором в числе прочего ведется на примере знаменитого “Кошмара на улице Вязов”. С режиссером РОДНИ АШЕРОМ побеседовал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
— Ваша предыдущая картина “Комната 237”, посвященная трактовкам фильма “Сияние” Стэнли Кубрика, вызвала сильный резонанс. Вы сняли его из особенной любви к этому режиссеру или была другая причина?
— Никак не ожидал такого широкого интереса к моей работе, думал, что она не выйдет из андерграунда. Кубрик — один из самых великих, но я делал кино не о нем, а о его зрителях. Меня потрясло, как люди прочитывают текст режиссера — словно Священное Писание, наделяют его массой удивительных и экзотических смыслов. Я знал об этом с самого начала, но в процессе работы убедился, что то была лишь верхушка айсберга.
— В “Ночном кошмаре” вы пользуетесь похожей структурой: берете явление, которое анализируют каждый со своих позиций несколько реальных персонажей. Только объект анализа не фильм, а явление, известное как сонный паралич, тяжелейшая форма бессонницы…
— Да, общая стратегия похожа. Но ставятся другие вопросы: откуда приходят сны, есть ли это альтернатива сознанию, какова первичная природа преследующих нас образов? Это причудливо сопрягается с мифами массовой культуры, романами и фильмами ужасов, религиозными текстами. В обоих фильмах герои пытаются расшифровать сложные сюжеты и механизмы.
— В этом есть что-то личное? Вам самому знакомо это явление — сонный паралич?
— Да, хотя и в иных формах. Shadowman не подходит ко мне, как к спящему мальчику в фильме, и тем не менее… Не думаю, что сны инспирированы фильмами, хотя и такая трактовка возможна, но она, как и всякая другая, не является полной. Многие связывают свои сны с опытом младенчества, но и с этим мне трудно отождествиться.
— Вы разделяете теорию сновидений Фрейда?
— Фрейдизм — сильная теория, но и она не объясняет все до конца. Конечно, когда металлическая клешня хватает тебя между ног, тут символика очевидна. Но вообще мне ближе теория Юнга о коллективном бессознательном.
— Мне доводилось говорить с мастерами хоррора — Дарио Ардженто и Джоном Карпентером. Первый экранизирует свои сны, второй вообще их никогда не видит. А вы?
— Я плохо помню свои сны, только самые абсурдные. Пользуюсь своим опытом и пытаюсь его интерпретировать. Брал даже курсы комедийной импровизации, это очень помогло в моей работе.
— Что вы как зритель предпочитает в кино — жанр или артхаус?
— Не очень люблю подобный выбор. Пожалуй, “Сияние” — это идеальный случай, когда жанровый фильм имеет мощную концепцию. Он работает на двух уровнях — для синефилов и для широкой аудитории.
— В новой картине вы приводите в качестве способов анализа снов фильмы “Кошмар на улице Вязов”, “Прирожденные убийцы” и другие. Считаете ли вы себя в какой-то степени кинокритиком? И каковы ваши взаимоотношения с критическим сообществом? Мне приходилось читать и негативные рецензии на ваши работы…
— С одной стороны, я объездил много фестивалей со своими фильмами и нашел общий язык со многими кинокритиками, ибо нас объединяет общая страсть — кино. И все же не думаю о себе всерьез как о кинокритике. Если я нахожу в каком-нибудь фильме хотя бы один восхитительный эпизод, мне уже достаточно, чтобы полюбить его. Критики же, во всяком случае в США, стараются судить “объективно”, говорить “да” или “нет” картине. А я этого не люблю. Критики выносят свой приговор — например, на сайте rotten tomatoes. Иногда они сами не хотят быть категорическими судьями, но так диктуют законы рынка. Когда читаю негативные рецензии на мои фильмы, даже они мне часто нравятся. Ибо предлагают иную интерпретацию картины, а также дают представление о личности того, кто пишет. Хотя они и понижают мой профессиональный рейтинг.
