Поэт в России больше, чем поэт. Трудно удержаться, чтобы не дать этому тексту такой кричащий заголовок. Но кино совсем не об этом, пусть и видим мы на экране узнаваемые пейзажи и ситуации. Два друга – Витя (Александр Кузнецов) и Лёха (Алексей Филимонов), – когда-то принимавшие участие в боевых действиях в Луганске, на гражданке работают в ЧОПе. Периодически перевозят чужие деньги и охраняют, по сути, никому не нужную свалку в подмосковном Железнодорожном (до 2015 года – самостоятельный город, в наши дни – часть Балашихи). На досуге сочиняют стихи. А Лёха так вообще считает себя рэпером. «Ты сидишь на вершине мира, управляешь финансовыми потоками, поцелуй женщины проникает в тебя биотоками…» (кстати, именно этот текст, звучащий в самом начале картины, придумал сам актёр). И нет в их жизни настоящей поэзии, равно как и ничего другого хорошего – настоящей любви, тёплого места под солнцем, денег. «Ты почему всё время о деньгах говоришь, Лёша?», – спрашивает Витя. «Да потому, что у меня их нет!» – не задумываясь отвечает друг.

Или:

– Давай все деньги поставим…

– Нет, оставим на чёрный день.

– Какой чёрный день? У нас каждый день чёрный, Витя!

И речь не только о деньгах.

Парни делают ставки на нелегальных петушиных боях, «где на крыше тайно собираются узбеки». Трудно представить себе в современном городе более экзотический вид подпольной азартной игры. С одной стороны, авторы уверяют нас, что Подмосковье теперь такое, а с другой, петушиные бои – это, конечно, кинематографично и… поэтично. «Это бойцовые петухи – они созданы убивать и умирать». Прямой красивый образ, позволяющий нам понять героев и провести определённые параллели. Вспомним «Бойцовую рыбку» Копполы, где эта метафора играет на том же уровне. Кстати, бойцовая рыбка имеет второе название – петушок.

 

Но если этот источник для сравнения слишком далёк от нас географически и социально, то вот сопоставление с балабановским «Братом» неизбежно будет всплывать при обсуждении фильма. Действительно, у Данилы и Вити есть сходства, но есть и кардинальные отличия. Оба сдержанны, по-самурайски холодны. У обоих есть внутренний кодекс чести. Опять же, музыку любят (причём не любую, а в конкретном жанре). Но, несмотря на то что оба вернулись с войны, посттравматический синдром испытывает только Витя – за Данилой душевных терзаний замечено не было. Вот тут и начинаются глобальные отличия, которые никогда не позволят Виктору стать народным любимцем и национальным героем. В своём желании лететь на огонь этот персонаж просто обречён, к тому же в нём нет ничего позитивного. Война внутри него не заканчивается ни на минуту. И он сам себя так или иначе поглотит, как та змея, которая кусает себя за хвост. Уроборос – неоднозначный символ, который может трактоваться и как бесконечная череда разрушительных и созидательных действий. Не даром в кадре часто появляются окружности – вид сверху стакана с кофе, бочки со сжигаемыми стихами, круг как геометрическая фигура на стене, вдруг становящаяся нимбом для героя, у которого пять минут назад появился своеобразный стигмат.

 

В действительности оказывается, что «Большая поэзия» – кино не про посттравматический синдром (хотя эта тема там присутствует). Это кино не берётся художественно переосмыслять военный конфликт в Луганске – данное обстоятельство призвано обозначить бэкграунд героя (которым могла стать любая другая локальная война – Лунгин рассказывал, что сценарий к фильму был написан около десяти лет назад, и пришлось многое переделать к сегодняшнему моменту). Это кино даже не про какие-то современные модные веяния в области музыки или стихосложения (рэп – отнюдь не «среда обитания» режиссёра). Просто фильм «Большая поэзия» – это и есть поэзия, шероховатый речитатив с яркими, броскими и в какой-то степени наивными образами, с неровным и скачкообразным размером, с местами хромой рифмой.  Это кино – стихи в прозе жизни, где самым неизбежным поэтическим высказыванием может стать ограбление банка. Это кино лишь хочет показаться боевиком в реалиях современной России под рэп-аккомпанемент. На самом же деле оно гораздо тоньше.