Юрий Жуковский об “Одесском пароходе”

Ну шо, Сергей Урсуляк таки решил, шо он понимает за Одессу, шо её можно нарисовать картонной под московским Сити, шобы подчеркнуть контраст между размашистой империей и каким-то городом, живущим в голове у Жванецкого. Конечно, генеральный продюсер – Антон Златопольский, а заказчик – канал «Россия», которому нужно было дать умеренной и аккуратной вольницы, но с прививанием любви к совку. И тогда можно всё. И нижегородско-подмосковный акцент Мадянова, и тщательное проговаривание эталонно русских фраз актёрами, и роль для ватника Добронравова, и пошло, почти издевательски вставленная песня «Як тебе не любити, Києве мій», и советский хор с советской песней встык с «Сигизмундом Лазаревичем и сестрой его из Кишинёва». Есть картонная Одесса на фоне Москва-Сити, и есть какой-то закадровый Киев, со своими цветущими каштанами, как некая тень, не имеющая отношения к Одессе. Если есть лубочный Бабель, почему не может быть лубочного Жванецкого с хищным писательским взором в финале?

Дал ярости кузбасский Машков, похлопала татарскими очами Хаматова, дал традиционной скуки Маковецкий, была пара монологов с аутентичным одесским говором, на фоне тщательного подчёркивания русскости произношения. Лубочный Ефремов, декоративный Пореченков, стрелявший в Донбассе по мишеням, Мадянов – как комиссар, приехавший из Поволжья руководить одесским заводом, прямо с поста мэра из «Левиафана», всё в той же начальственной застывшей роли…

И настойчивый буквализм режиссуры – как у Парфёнова в «Намедни» или Бортко в «Мастере и Маргарите». Тщательная школярская иллюстрация текста, тщательная заученность текста актёрами, как на утреннике с валящимся с неба неожиданным хором, строго исполняющим задачу Златопольского – показать, что в совке было хорошо, несмотря на Жванецкого.

Всё исполнено в точности – не было бабелевской Одессы, не было Одессы Жванецкого, была только Одесса с лестницей Эйзенштейна – явления южной еврейской культуры.

В СССР было хорошо – говорит вам канал «Россия» и примкнувшие к нему товарищи Добронравов, Пореченков и Машков. Да, была лирическая грусть Жванецкого, да, были его гениальные прозрения, обнажающие ужас советского бытия, но хорошо же было, хорошо, всем хорошо, и не нужно никаких намеренных акцентов и глубинного кинематографического роста глубинного одесского юмора. Спародировал вам кировчанин Трибунцев черноморского соловья Ободзинского – вот и славно. Над собой смеёмся, но было хорошо.

А чего вы ещё ждали от канала «Россия», Антона Златопольского и госзаказа нынешней России? Месседж очевиден – Одессу можно снять везде – в Москве, Севастополе, на Камчатке. Она – часть Советского Союза, южная, эксцентричная часть, с пророссийскими настроениями.

А Жванецкий – печальный старик, мудро осмысливающий компромиссы, у него на носу грусть, в душе – лирика и весна. Нет критики и драматизма, есть ностальгия. Семачки были крупнее, раки – сложнее, выбор между «по три» и «по пять» – трагичнее. Но было хорошо.

«А как сейчас хорошо!» – говорит нам канал «Россия». Среди буйства русской культуры, среди разгула скопления звёзд, среди башен Сити, сметающих картонную Одессу. Мы вам «6 кадров» про Одессу налепим, как пирожков, со звёздной начинкой.

И какого вы хотели осмысления? Жванецкий – живой классик, и осмысливать его нужно аккуратно, умеренно и буквально, с натуральной грязной морковкой, делающей из мальчика идиота.

«Одесский пароход» – пародия на «философский пароход», с высланными трагиками. В Одессе жили и живут весёлые советские люди, любящие советские песни и не любящие «знову цвітуть каштани, хвиля дніпровьска б’є», потому что в городе нет Днепра, а есть море с белым ностальгически кричащим пароходом, с Поповым, Скабеевой, Киселёвым и Соловьёвым на борту канального глубокомысленного парохода – рейтинговой федеральной посудины.

А то, что режиссёру и актёрам не удалось передать ни ностальгии, ни юмора, ни лирики, ни трагизма, вряд ли волнует продюсеров, – в этом и заключалась задача, с ностальгией малость не задалось, но может именно это и даст цифры – кто знает.

В финале Жванецкий тяжело покидает картонный условный одесский двор, унося в потёртом портфеле тексты, не давшиеся режиссуре и актёрству, унося свою одесскую тайну за пределы телевизионного бытия.

Если у тебя было два яблока, а второе – украли, порезали, выбросили и растоптали, – что-то у тебя осталось?