«Духлесс-2» поспешили объявить первым российским политическим триллером, но это лишь видимость – полагает Виктор Матизен. Настоящее политическое кино ломает рамки дозволенного, а не занимается разоблачением разоблаченного и не старается угодить нашим и вашим.
Опасаясь, что из свидетеля разных дел его сделают обвиняемым, герой фильма «Духлесс» Макс Андреев покидает родину и обосновывается на Бали, где в течение пустой трети фильма, рекламирующей это райское местечко, нежится на солнце, питается экзотическими блюдами и занимается серфингом. Но стоит ему вытащить из воды почти утонувшего молодого человека по имени Роман, как курортной жизни приходит конец. Продажные балийские полицейские подбрасывают Максу наркотики и высылают в Россию, где его лишают паспорта и берут в оборот еще более коррумпированные российские следственные органы в лице генерала и его подруги, сшившие ему толстое уголовное дело, избавиться от коего можно единственным способом – согласившись с ними сотрудничать. А именно, внедриться в госкорпорацию, которую возглавляет Роман (еще на Бали призвавший героя вернуться в Москву и послужить отечеству), чтобы скопить компромат, позволяющий тянуть из того деньги.
Не стоит разбирать натяжки, которыми сценаристы скрепили эту хитромудрую комбинацию – предположим только, что они вряд ли уступают тем, с помощью которых милицейские персонажи подвели Макса под увесистую статью. И оценим смелость фильма, вступившего на истоптанную территорию, где уже вдоволь порезвились журналисты, обсосавшие до косточек историю уволенного министра и его подруги, и докопавшиеся даже до сюжета с наездом прокуратуры на «Роснано», вызвавшим неудовольствие у весьма важного придворного Кремля. И оценим достоинства героя, который сперва сдал оборотням в погонах своего благодетеля (занимавшегося, помимо высоких технологий, махинациями с бюджетными деньгами, и вынужденного бежать все на тот же Бали), а затем собрал пресс-конференцию и разоблачил их самих с таким шумом, что сам президент предложил ему поработать на благо Родины.
Далее без перехода следует финальный эпизод: Макс выступает перед рукоплещущей ему публикой столь неопределенного вида, что одни зрители принимают его за условного Немцова, другие – за условного Якеменко, а третьи – за условного Навального, играющего сразу в Немцова и Якеменко. Как признался один из авторов сценария Михаил Идов, в том и состоял их замысел, чтобы предоставить каждому возможность вынести из фильма свое. В психологии это называется проективным тестом: испытуемому дают назаполненную картинку и просят рассказать, что он видит.
На первый взгляд, аналогичный прием используют Звягинцев и Негин в «Левиафане», пропуская момент смерти жены героя и тем самым позволяя зрителям выстраивать собственные версии происшедшего. Однако там это не влияет на зрительское отношение к основной коллизии, а здесь прием нужен для того, чтобы фильм приняли все – нашисты, антинашисты и нейтралы, находящиеся вне зоны действия данного биполя. Недурное сочетание конформизма с кассовым расчетом.
Впрочем, определенная новация в этом есть. Если считать классическим протагонистом персонажа, чье поведение с некоторого момента становится этически определенным для зрителя, то Макс по мнению его создателей и по тому, из каких поступков сложен его «характер», не таков: он с равной вероятностью может поступить этично, неэтично или двусмысленно. И следует признать, что у него имеются реальные прототипы вроде тех, кто в зависимости от конъюнктуры готов быть красным или черным, оранжистом или коричневатым, зубоскалом или Скалозубом.
Так что вряд ли следует ожидать, что в «Духлесс-3», если его снимут, будет включен «момент истины», в котором авторы проявят свою позицию и заодно сделают из недоделанного Макса гражданина или, наоборот, верноподданного. Скорее всего, опять оставят воду, в которой можно поймать любую рыбку и перейти к пятой серии.
