В Анапе начался 25-й кинофестиваль кино бывших советских республик, традиционно именуемый «Киношоком».
Программа Анапского кинофорума разделена на две непересекающиеся части. Одна из них, которую можно по старой традиции назвать «кино для избранных», идет в загородном пансионате, где ее смотрят немногочисленные участники фестиваля и редкие отдыхающие, а другая, включающая «кино для всех» и «детское кино» («Киномалышок») – в городском кинотеатре, до которого не добираются зрители первой программы.
«Кино для избранных» насчитывает три конкурса – полнометражный, короткометражный и конкурс «сборных» фильмов под названием «Омнибус». Он открылся лентой Зазы Урушадзе «Три дома» (2008), сделанной до его «Манадаринов», номинированных на «Оскар» одновременно с «Левиафаном» Андрея Звягинцева. «Три дома» – это три истории, происходящие соответственно в конце 19-го, середине 20-го и начале 21 века и связанные судьбой живописного полотна, владельцами которого со временем становятся разные персонажи. Самая сильная новелла – первая, герой которой не хочет признаться себе и другим в том, что его жена-художница умерла, и делает вид, будто она заболела и не может выйти к гостям. Вторая – драматический анекдот, в котором советский генерал умирает в объятиях любовницы, а его жена с сыном забирают тело, чтобы инсценировать добропорядочную смерть в кругу семьи; третья – комический сюжет про молодого парня, который забирается в дом очередного владельца картины, чтобы выкрасть ее для своей возлюбленной, но нарывается на хозяина дома, который оказывается его дядей.
Из нескольких новелл, но снятых разными режиссерами из разных стран, состоит и спродюсированый Игорем Угольниковым альманах «Первая мировая война». Среди новелл встречаются интересные, но вместе они слеплены в нечто бесформенное, бессмысленное и совершенно непригодное для сколько-нибудь широкого проката. Сходным образом, но гораздо более осмысленно устроен белорусский «мультимедийный проект «Хронотопь» (куратор Андрей Кудиненко), состоящий из пяти эпизодов на тему «актуальной мифологии», то есть, как объясняется в нарочито наукообразной кураторской аннотации (без которой произведение концептуального искусства просто немыслимо), «ритуалы и обряды современного человека»., Там же растолковывается и значение слова «хронотопь» – «пограничное, переходное, лиминальное время-пространство, застрявшее в болоте». Политических аллюзий как таковых в фильме нет, но трудно не подумать о том, что в этой самой хронотопи погрязли Белоруссия и Россия – тем более, что о том же, по сути, говорит и другой минибюджетный концептуальный проект, «Россия как сон» (продюсер Андрей Сильвестров). Ему и был присужден приз в конкурсе «Омнибус», ибо по шкале кинематографических ценностей он стоит больше, чем дорогостоящий, но по сути дешевый «концепт» Угольникова.
Полнометражный конкурс «Киношока» составлен из девяти новых фильмов, снятых лауреатами прошлых лет из семи стран: Литвы, Эстонии, Грузия, Армении, Узбекистана, Казахстана и России. Два из них посвящены относительно недалекому прошлому: «1944» Элмо Нюганена (Эстония-Финляндия) и «Рассвет» Лайлы Пакалныни (Латвия-Польша-Эстония). Фильм Нюганена касается трагического момента истории, хорошо известного эстонцам, но не упоминавшегося в советских источниках. Дело в том, что после оккупации Эстонии Советским Союзом в 1940 году в советскую армию были забриты 70 000 эстонцев, а в 1941-м, когда Эстония была оккупирована Германией, еще 50 000 эстонских парней были забраны в немецкие войска. В 1944 году, когда советская армия стала вытеснять немцев из Прибалтики, эстонские части обеих армий столкнулись в братоубийственном сражении. А поскольку для эстонцев (и не только для них) коричневая оккупация была если и слаще красной, то ненамного, постановщик фильма с равным сочувствием и равным беспристрастием относится к тем и другим, предоставляя зрителям редкую возможность взглянуть на советско-германскую войну с обеих воюющих сторон – чего до сих пор в силу многих внутренних и внешних причин не сделали российские кинематографисты. Естественно, что у не задумывавшихся над этим или нашпигованных пропагандой зрителей «1944» вызывает когнитивный диссонанс, он же гностический шок – тот самый «киношок», который смутно представлялся инициаторам фестиваля в далеком уже 1992 году, сразу же после разрыва «нерушимого» союза советских республик. Между тем именно в этом и заключается сверх-идея Анапского кинофестиваля – не в том, чтобы «сохранять общее культурное пространство», как утверждает официальная идеология фестиваля, а в том, чтобы сталкивать в одном хронотопе/в одной хронотопи фильмы из разлетевшихся частей некогда единой страны, высекая искры познания из зрительских голов.
Своеобразную попытку исследовать прошлое предприняла и Лайла Пакалныня в «Рассвете», во многом опирающемся на незаконченный «Бежин луг» Эйзенштейна и в еще большей мере – на сценарий к этому фильму, написанный Александром Ржешевским. Речь идет о мифе Павлика Морозова – легендарного пионера, который донес в НКВД на своего отца-кулака, вследствие чего был убит родным дедом и двоюродным братом. В СССР поступок юного пионера преподносился как героический, и убиенный мальчик ставился в пример всем пионерам Советского Союза, поскольку советская власть в тот исторический момент стремилась натравить накачанное коммунистической пропагандой юное поколение на отцов и дедов (а через 30 лет, в 60-е годы, напустить старших на младших). Хотя в принципе сюжет сыноубийства и обратный сюжет отцеубийства (в данном случае они объединены, так как донос на отца, отдающий того в лапы сталинских палачей, символически приравнивается к отцеубийству) архетипичны и по-своему проявляются и по-разному трактуются в разных культурах. «Рассвет» снят столь двусмысленно, что придти к определенному выводу относительно происшедшего просто невозможно. Дело в том, что в нем умещаются два фильма, один из которых представляет собой образцовый плакат на тему колхозного строительства, которому с энтузиазмом отдают свои силы стар и млад, а второй не очень явно насмехается над первым – к примеру, в финале фильма показывается победная демонстрация под лозунгом «Да здравствует колхозная Латвия!», а в самом-самом конце совмещаются два плана – на заднем показывается удаляющееся шествие, а на переднем – зад курицы, выклевывающей зерна из кучи навоза. Так что если «Рассвет» с вырезанными ерничающими фрагментами можно было бы показать великому советскому кормчему, Сталинская премия 1 степени была бы обеспечена. А если его же в неурезанном виде продемонстрировать в годы перестройки, он отхватил бы еще и Госпремию СССР. Беда в том, что и любом виде эта картина ничего не добавляет к пройденному историческому материалу. Совмещение пропагандистского и контрпропагандистского дискурсов приводит к аннигиляции смыслов, а действительная история «Павлика Морозова» и действительная история насаждения колхозов в советской Латвии остались вне поля зрения режиссера.
